Page 185 - Донские рассказы

VIII
К утру в прикладке кизяков Яков с Петькой вырыли глубокую яму; чтобы теплее было,
застелили ее снизу и с боков сухим бурьяном, спустились туда, а верх заложили сухой
повителью, арбузными плетями, свезенными с бахчей для топки.

Яков порвал на себе исподнюю рубаху и перевязал Петьке простреленную ногу. Сидели
втроем до самого вечера. Утром во двор приходили люди. Слышен был глухой разговор,
лязг замка, потом голос совсем неподалеку сказал:

– Постовалов парнишка, должно, на хуторе работает. Брось, браток, замок выворачивать!
На кой он тебе ляд? У постовала в хате одни воши да шерсть, там дюже не
разживешься!..
Шаги заглохли где-то за сараем.

Ночью ахнул мороз. С вечера слышно было, как лопалась на проулке земля, с осени
щедро набухшая влагой. По небу, запорошенному хлопьями туч, засуетился в ночном
походе кособокий месяц. Из темно-синих круговин зазывно подмаргивали звезды. Сквозь
дырявую крышу ночь глядела в катух.
В яме под кизяками тепло. Дед Александр, уткнув подбородок в колени, спит,
всхрапывая и шевеля ногами. Петька и Яков разговаривают вполголоса.
– Батя, проснись! Когда вы разгуляете сон? В путь пора!

– Ась? В путь пора? Можно…
Долго и осторожно разбирали кизяки. Слегка приоткрыли дверь – на дворе, по проулку
ни души.
Миновали крайний двор в станице, через леваду вышли в степь. До яра саженей сто
ползли по снегу. Позади станица с желтыми веснушками освещенных окон пристально
смотрит в степь. По яру до казенного леса шли тихо, осторожно, словно на зверя. Звенел
под ногами ледок, снег поскрипывал. Голое каменистое днище яра кое-где
запруживалось сугробом, по нему – голубые петли заячьих следов.
Яр одной отножиной упирается в опушку казенного леса. Выбрались на пригорок,
поглядели вокруг и не спеша потянулись к лесу.

– До Щегольского нам опасно идтить не узнамши. Скоро фронт откроется – могем
попасть к белым.

Яков, вбирая голову в растопыренные полы полушубка, долго высекал кресалом огонь.
Сыпались огненные капли, сухо черкала сталь о кремень. Трут, натертый подсолнечной
золой, зарделся и вонюче задымил. Яков два раза затянулся, ответил отцу:
– Я так полагаю: давайте зайдем к лесничему Даниле, как он есть наш прекрасного
знакомства человек. У него узнаем, как нам пройтить через позиции, да кстати и
Петяшку малость обогреем, а то он у нас замерзнет вчистую!
– Мне, Яков Александрович, не дюже зябко.

– Молчи уж, не бреши, парнишка! Зипун-то твой не от холода построенный, а от
солнышка.

– Трогай, Яша, трогай, сынок!.. Смотри, куда Стожары поднялись, скоро полночь, –
сказал дед.

Саженей полсотни не доходя до лесной сторожки, остановились… У лесника Данилы в
окошке огонь, видно, как из трубы лениво ползет дымок. Месяц повис над лесом,
неловко скособочившись.

– Должно, никого нет. Пойдемте.
Под сараем забрехала собака. Обмерзшие порожки крыльца скрипят под ногами.