Page 82 - Донские рассказы
P. 82

постиг на поле боя?!
                Лопахин проворно вскочил на ноги, отряхнул с колен песок, пошел к старой землянке,
                где расположился старшина.
                «Буду просить, чтоб оставили меня в действующей части. Кончен бал, никуда я отсюда
                не пойду!» – решил Лопахин, напрямик продираясь сквозь густые кусты шиповника.
                Он прошел не больше двадцати шагов, когда вдруг услышал знакомый голос Стрельцова.
                Изумленный Лопахин, не веря самому себе, круто повернул в сторону, вышел на
                небольшую полянку и увидел стоявшего к нему спиной Стрельцова и еще трех
                незнакомых красноармейцев.

                – Николай! – крикнул Лопахин, не помня себя от радости.
                Красноармейцы выжидающе взглянули на Лопахина, а Стрельцов по-прежнему стоял, не
                оборачиваясь, и что-то громко говорил.
                – Николай! Откуда ты, чертушка?! – снова крикнул Лопахин веселым, дрожащим от
                радости голосом.
                Руки Стрельцова коснулся один из стоявших рядом с ним красноармейцев, и Стрельцов
                повернулся. На лице его разом вспыхнула горячая, просветленная улыбка, и он пошел
                навстречу Лопахину.
                – Дружище, откуда же ты взялся? – еще издали прокричал Лопахин.

                Стрельцов молча улыбался и, размахивая длинными руками, крупно, но не особенно
                уверенно шагал по поляне.

                Они сошлись возле недавно отрытой щели с празднично-желтыми отвалами свежей
                песчаной земли, крепко обнялись. Лопахин близко увидел черные, сияющие счастьем
                глаза Стрельцова, задыхаясь от волнения, сказал:

                – Какого черта! Я тебе ору во всю глотку, а ты молчишь, в чем дело? Говори же, откуда
                ты, как? Почему ты здесь очутился?

                Стрельцов с неподвижной, как бы застывшей улыбкой внимательно и напряженно
                смотрел на шевелящиеся губы Лопахина и наконец сказал, слегка заикаясь и необычно
                растягивая слова:
                – Петька! До чего я рад – ты просто не поймешь!.. Я уже отчаялся разыскать кого-либо
                из вас. Тут столько нар-р-оду…
                – Откуда же ты взялся? Тебя же в медсанбат отправили? – воскликнул Лопахин.
                – И вдруг смотрю – он! Лопахин! А где же остальные?

                – Да ты что, приоглох немного? – удивленно спросил Лопахин.

                – Я вас со вчерашнего вечера ищу, все части обошел! Хотел на ту сторону
                переправиться, но один капитан-артиллерист сказал, что все оттуда отводится, – еще
                сильнее заикаясь, сияя черными глазами, проговорил Стрельцов.

                                                        ́
                Лопахин, все еще не осознавая того, что произошло с его другом, засмеялся, хлопнул
                Стрельцова по плечу.
                – Э, братишечка, да ты основательно недослышишь! Вот у нас с тобой и получается, как
                в присказке: «Здорово, кума!» – «На рынке была». – «Аль ты глуха?» – «Купила петуха».
                Да ты что, на самом деле недослышишь? – уже значительно громче спросил Лопахин. –
                И говоришь как-то неровно, заикаешься… Постой… Так это же у тебя после контузии?
                Вот оно что!

                Лопахин густо побагровел от досады на самого себя и с острой болью взглянул в
                изменившееся, но по-прежнему улыбающееся лицо Стрельцова. А тот положил на плечо
                Лопахина вздрагивающую руку, мучительно, тяжело заикаясь, сказал:
   77   78   79   80   81   82   83   84   85   86   87