Page 3 - Господин из Сан-Франциско
P. 3

писатель,  была  всесветная  красавица,  была  изящная  влюбленная  пара,  за  которой  все  с
               любопытством следили и которая не скрывала своего счастья: он танцевал только с ней, и
               все выходило у них так тонко, очаровательно, что только один командир знал, что эта пара
               нанята Ллойдом играть в любовь за хорошие деньги и уже давно плавает то на одном, то на
               другом корабле.
                     В  Гибралтаре  всех  обрадовало  солнце,  было  похоже  на  раннюю  весну;  на  борту
               «Атлантиды» появился  новый пассажир, возбудивший к себе общий интерес,  – наследный
               принц  одного  азиатского  государства,  путешествовавший  инкогнито,  человек  маленький,
               весь деревянный, широколицый, узкоглазый, в золотых очках, слегка неприятный – тем, что
               крупные  черные  усы  сквозили  у  него,  как  у  мертвого,  в  общем  же  милый,  простой  и
               скромный. В Средиземном море снова пахнуло зимой, шла крупная и цветистая, как хвост
               павлина,  волна,  которую,  при  ярком  блеске  и  совершенно  чистом  небе,  развела  весело  и
               бешено  летевшая  навстречу  трамонтана.  Потом,  на  вторые  сутки,  небо  стало  бледнеть,
               горизонт затуманился: близилась земля, показались Иския, Капри, в бинокль уже виден был
               кусками  сахара  насыпанный  у  подножия  чего-то  сизого  Неаполь…  Многие  леди  и
               джентльмены  уже  надели  легкие,  мехом  вверх,  шубки;  безответные,  всегда  шепотом
               говорящие бои – китайцы, кривоногие подростки со смоляными косами до пят и с девичьими
               густыми  ресницами,  исподволь  вытаскивали  к  лестницам  пледы,  трости,  чемоданы,
               несессеры…  Дочь  господина  из  Сан-Франциско  стояла  на палубе  рядом  с принцем,  вчера
               вечером,  по  счастливой  случайности,  представленным  ей,  и  делала  вид,  что  пристально
               смотрит  вдаль,  куда  он  указывал  ей,  что-то  объясняя,  что-то  торопливо  и  негромко
               рассказывая; он по росту казался среди других мальчиком, он был совсем не хорош собой и
               странен – очки, котелок, английское пальто, а волосы редких усов точно конские, смуглая
               тонкая кожа на плоском лице точно натянута и как будто слегка лакирована,  – но девушка
               слушала его и от волнения не понимала, что он ей говорит; сердце ее билось от непонятного
               восторга перед ним: все, все в нем было не такое, как у прочих, – его сухие руки, его чистая
               кожа, под которой текла древняя царская кровь, даже его европейская, совсем простая, но
               как будто особенно опрятная одежда таили в себе неизъяснимое очарование. А сам господин
               из Сан-Франциско, в серых гетрах на лакированных ботинках, все поглядывал на стоявшую
               возле  него  знаменитую  красавицу,  высокую,  удивительного  сложения  блондинку  с
               разрисованными по последней парижской моде глазами, державшую на серебряной цепочке
               крохотную,  гнутую,  облезлую  собачку  и  все  разговаривавшую  с  нею.  И  дочь,  в  какой-то
               смутной неловкости, старалась не замечать его.
                     Он  был  довольно  щедр  в  пути  и  потому  вполне  верил  в  заботливость  всех  тех,  что
               кормили и поили его, с утра до вечера служили ему, предупреждая его малейшее желание,
               охраняли его чистоту и покой, таскали его вещи, звали для него носильщиков, доставляли
               его сундуки в гостиницы. Так было всюду, так было в плавании, так должно было быть и в
               Неаполе. Неаполь рос и приближался; музыканты, блестя медью духовых инструментов, уже
               столпились  на  палубе  и  вдруг  оглушили  всех  торжествующими  звуками  марша,
               гигант-командир,  в  парадной  форме,  появился  на  своих  мостках  и,  как  милостивый
               языческий бог, приветственно помотал рукой пассажирам – и господину из Сан-Франциско,
               так же, как и всем прочим, казалось, что это для него одного гремит марш гордой Америки,
               что  это  его  приветствует  командир  с  благополучным  прибытием.  А  когда  «Атлантида»
               вошла, наконец, в гавань, привалила к набережной своей многоэтажной громадой, усеянной
               людьми, и загрохотали сходни,  – сколько портье и их помощников в картузах с золотыми
               галунами, сколько всяких комиссионеров, свистунов-мальчишек и здоровенных оборванцев
               с пачками цветных открыток в руках кинулось к нему навстречу с предложением услуг! И он
               ухмылялся этим оборванцам, идя к автомобилю того самого отеля, где мог остановиться и
               принц, и спокойно говорил сквозь зубы то по-английски, то по-итальянски:
                                2
                                       3
                     – Go away!   Via!   Жизнь в Неаполе тотчас же потекла по заведенному порядку: рано

                 2   Прочь! (англ.).
   1   2   3   4   5   6   7   8