Page 7 - Господин из Сан-Франциско

наполнил все зеркала отражением света и блеска, мебели и раскрытых сундуков, стал
бриться, мыться и поминутно звонить, в то время как по всему коридору неслись и
перебивали его другие нетерпеливые звонки – из комнат его жены и дочери. И Луиджи, в
своем красном переднике, с легкостью, свойственной многим толстякам, делая гримасы
ужаса, до слез смешившие горничных, пробегавших мимо с кафельными ведрами в руках,
кубарем катился на звонок и, стукнув в дверь костяшками, с притворной робостью, с
доведенной до идиотизма почтительностью спрашивал:
5
– На sonato, signore? И из-за двери слышался неспешный и скрипучий, обидно
вежливый голос:
6
– Yes, come in… Что чувствовал, что думал господин из Сан-Франциско в этот столь
знаменательный для него вечер? Он, как всякий испытавший качку, только очень хотел есть,
с наслаждением мечтал о первой ложке супа, о первом глотке вина и совершал привычное
дело туалета даже в некотором возбуждении, не оставлявшем времени для чувств и
размышлений.
Выбрившись, вымывшись, ладно вставив несколько зубов, он, стоя перед зеркалами,
смочил и придрал щетками в серебряной оправе остатки жемчужных волос вокруг
смугло-желтого черепа, натянул на крепкое старческое тело с полнеющей от усиленного
питания талией кремовое шелковое трико, а на сухие ноги с плоскими ступнями – черные
шелковые чулки и бальные туфли, приседая, привел в порядок высоко подтянутые
шелковыми помочами черные брюки и белоснежную, с выпятившейся грудью рубашку,
вправил в блестящие манжеты запонки и стал мучиться с ловлей под твердым воротничком
запонки шейной. Пол еще качался под ним, кончикам пальцев было очень больно, запонка
порой крепко кусала дряблую кожицу в углублении под кадыком, но он был настойчив и,
наконец, с сияющими от напряжения глазами, весь сизый от сдавившего ему горло не в меру
тугого воротничка, таки доделал дело – и в изнеможении присел перед трюмо, весь
отражаясь в нем и повторяясь в других зеркалах.
– О, это ужасно! – пробормотал он, опуская крепкую лысую голову и не стараясь
понять, не думая, что именно ужасно, потом привычно и внимательно оглядел свои
короткие, с подагрическими затвердениями на суставах пальцы, их крупные и выпуклые
ногти миндального цвета и повторил с убеждением: – Это ужасно…
Но тут зычно, точно в языческом храме, загудел по всему дому второй гонг И,
поспешно встав с места, господин из Сан-Франциско еще больше стянул воротничок
галстуком, а живот открытым жилетом, надел смокинг, выправил манжеты, еще раз оглядел
себя в зеркале. «Эта Кармелла, смуглая, с наигранными глазами, похожая на мулатку, в
цветистом наряде, где преобладает оранжевый цвет, пляшет, должно быть, необыкновенно»,
– подумал он И, бодро выйдя из своей комнаты и подойдя по ковру к соседней, жениной,
громко спросил, скоро ли они?
– Через пять минут! – звонко и уже весело отозвался из-за двери девичий голос.
– Отлично, – сказал господин из Сан-Франциско.
И не спеша пошел по коридорам и по лестницам, устланным красными коврами, вниз,
отыскивая читальню. Встречные слуги жались от него к стене, а он шел, как бы не замечая
их. Запоздавшая к обеду старуха, уже сутулая, с молочными волосами, но декольтированная,
в светло-сером шелковом платье, поспешала изо всех сил, но смешно, по-куриному, и он
легко обогнал ее Возле стеклянных дверей столовой, где уже все были в сборе и начали есть,
он остановился перед столиком, загроможденным коробками сигар и египетских папирос,
взял большую маниллу и кинул на столик три лиры; на зимней веранде мимоходом глянул в
открытое окно: из темноты повеяло на него нежным воздухом, померещилась верхушка

5 Вы звонили, синьор! (итал.).

6 Да, входите (англ.).