Page 121 - Колымские рассказы
P. 121

Начались дни почти осмысленные, наполненные какой-то деятельностью. Ежедневно с
                утра приходилось простаивать часа два на морозе. И нарядчик кричал: „Эй, вы,
                обзывайся, имя и отчество“. И когда ежедневная жертва молоху была закончена, все,
                топоча, бежали в барак — оттуда выводили на работу. Андреев побывал на хлебозаводе,
                носил мусор на женской пересылке, мыл полы в отряде охраны, где в полутемной
                столовой собирал с оставшихся тарелок липкие и вкусные мясные остатки с
                командирских столов. После работы на кухню выносили большие тазы, полные сладкого
                киселя, горы хлеба, и все садились вокруг, ели и набивали хлебом карманы.

                Только один раз расчет Андреева оказался неверным. Чем меньше группа — тем лучше:
                вот была его заповедь. А всего лучше — одному. Но одного редко куда-либо брали.
                Однажды нарядчик, уже запомнивший Андреева в лицо (он знал его как Муравьева),
                сказал:

                — Я тебе такую работу нашел, век будешь помнить. Дрова пилить к высокому
                начальству. Вдвоем с кем-нибудь пойдешь.

                Они весело бежали впереди провожатого в кавалерийской шинели. Тот в сапогах
                скользил, оступался, прыгал через лужи и потом догонял их бегом, придерживая полы
                шинели обеими руками. Вскоре они подошли к небольшому дому с запертой калиткой и
                колючей проволокой поверх забора. Провожатый постучал. Во дворе залаяла собака. Им
                отпер дневальный начальника, молча отвел их в сарай, закрыл их там и выпустил на
                двор огромную овчарку. Принес ведро воды. И пока арестанты не перепилили и не
                перекололи всех дров в сарае, собака держала их взаперти. Поздно вечером их увели в
                лагерь. На следующий день их посылали туда же, но Андреев спрятался под нары и
                вовсе не ходил на работу в этот день.

                На другой день утром перед раздачей хлеба ему пришла в голову одна простая мысль,
                которую Андреев сразу же осуществил.

                Он снял бурки со своих ног и положил их на край нар одна на другую подошвами наружу
                — так, как если бы он сам лежал в бурках на нарах. Рядом он лег на живот и голову
                опустил на локоть руки.
                Раздатчик быстро сосчитал очередной десяток и выдал Андрееву десять порций хлеба. У
                Андреева осталось две порции. Но такой способ был ненадежен, случаен, и Андреев
                вновь стал искать работу вне барака…
                Думал ли он тогда о семье? Нет. О свободе? Нет. Читал ли он на память стихи? Нет.
                Вспоминал ли прошлое? Нет. Он жил только равнодушной злобой. Именно в это время
                он встретил капитана Шнайдера.

                Блатные занимали место поближе к печке. Нары были застланы грязными ватными
                одеялами, покрыты множеством пуховых подушек разного размера. Ватное одеяло —
                непременный спутник удачливого вора, единственная вещь, которую вор таскает с собой
                по тюрьмам и лагерям, ворует ее, отнимает, когда не имеет, а подушка — подушка не
                только подголовник, но и ломберный столик во время бесконечных карточных сражений.
                Этому столику можно придать любую форму. И все же он — подушка. Картежники
                раньше проигрывают брюки, чем подушку.
                На одеялах и подушках располагались главари, вернее, те, кто на сей момент был вроде
                главарей. Еще повыше, на третьих нарах, где было темно, лежали еще одеяла и подушки:
                туда затаскивали каких-то женоподобных молодых воришек, да и не только воришек —
                педерастом был чуть не каждый вор.
                Воров окружала толпа холопов и лакеев — придворные рассказчики, ибо блатные
                считают хорошим тоном интересоваться „романами“; придворные парикмахеры с
                флакончиком духов есть даже в этих условиях, и еще толпа услужающих, готовых на что
                угодно, лишь бы им отломили корочку хлеба или налили супчику.

                — Тише! Сенечка говорит что-то. Тише, Сенечка ложится спать…
                Знакомая приисковая картина.

                Вдруг среди толпы попрошаек, вечной свиты блатарей, Андреев увидел знакомое лицо,
   116   117   118   119   120   121   122   123   124   125   126