Page 123 - Колымские рассказы

и уборке достанется на его, андреевскую, долю — профессор был слишком слаб. Это
было правильно, и обижаться не приходилось — сколько раз на прииске Андреев был
плохим, слабым напарником для своих тогдашних товарищей, и никто никогда не
говорил ни слова. Где они все? Где Шейнин, Рютин, Хвостов? Все умерли, а он, Андреев,
ожил. Впрочем, он еще не ожил и вряд ли оживет. Но он будет бороться за жизнь.

Предположения Андреева оказались правильными — профессор действительно оказался
слабым, хотя и суетливым помощником.

Работа была кончена, и повар посадил их на кухне и поставил перед ними огромный
бачок густого рыбного супа и большую железную тарелку с кашей. Профессор всплеснул
руками от радости, но Андреев, видавший на прииске, как один человек съедает по
двадцать порций обеда из трех блюд с хлебом, покосился на предложенное угощение
неодобрительно.

— Без хлеба, что ли? — спросил Андреев хмуро.
— Ну, как без хлеба, дам понемножку. — И повар вынул из шкафа два ломтя хлеба.

С угощением было быстро покончено. В таких „гостях“ предусмотрительный Андреев
всегда ел без хлеба.

И сейчас он положил хлеб в карман. Профессор же отламывал хлеб, глотал суп, жевал, и
крупные капли грязного пота выступали на его стриженой седой голове.

— Вот вам еще по рублю, — сказал повар. — Хлеба у меня нынче нет.
Это была превосходная плата.

На пересылке была лавчонка, ларек, где можно было купить вольнонаемным хлеб.
Андреев сказал об этом профессору.
— Да-да, вы правы, — сказал профессор. — Но я видел: там торгуют сладким квасом. Или
это лимонад? Мне очень хочется лимонаду, вообще чего-нибудь сладкого.
— Дело ваше, профессор. Только я бы в вашем положении лучше хлеба купил.

— Да-да, вы правы, — повторил профессор, — но очень хочется сладкого. Выпейте и вы.

Но Андреев наотрез отказался от кваса.
В конце концов Андреев добился одиночной работы — стал мыть полы в конторе
пересыльной хозчасти. Каждый вечер за ним приходил дневальный, чьей обязанностью
и было поддерживать контору в чистоте. Это были две крошечные комнатки,
заставленные столами, метра четыре квадратных каждая. Полы были крашеные. Это
была пустая десятиминутная работа, и Андреев не сразу понял, почему дневальный
нанимает рабочего для такой уборки. Ведь даже воду для мытья дневальный приносил
через весь лагерь сам, чистые тряпки тоже были всегда приготовлены раньше. А плата
была щедрая — махорка, суп и каша, хлеб и сахар. Дневальный обещал дать Андрееву
даже легкий пиджак, но не успел.
Очевидно, дневальному казалось зазорным мыть самому полы — хотя бы и пять минут в
день, когда он в силах нанять себе работягу. Это свойство, присущее русским людям,
Андреев наблюдал и на прииске. Даст начальник на уборку барака дневальному горсть
махорки: половину махорки дневальный высыплет в свой кисет, а за половину наймет
дневального из барака пятьдесят восьмой статьи. Тот, в свою очередь, переполовинит
махорку и наймет работягу из своего барака за две папиросы махорочных. И вот
работяга, отработав двенадцать — четырнадцать часов в смену, моет полы ночью за эти
две папиросы. И еще считает за счастье — ведь на табак он выменяет хлеб.

Валютные вопросы — самая сложная теоретическая область экономики. И в лагере
валютные вопросы сложны, эталоны удивительны: чай, табак, хлеб — вот поддающиеся
курсу ценности.

Дневальный хозчасти платил Андрееву иногда талонами в кухню. Это были куски
картона с печатью, вроде жетонов — десять обедов, пять вторых блюд и т. п. Так,