Page 86 - Колымские рассказы

Прошло еще несколько лет, кончилась война, власовцы сменили нас на золотом прииске,
и я попал в малую зону, в пересыльные бараки Западного управления. Огромные бараки
с многоэтажными нарами вмещали по пятьсот — шестьсот человек. Отсюда шла
отправка на прииски запада.

По ночам зона не спала — шли этапы, и в „красном углу“ зоны, застеленном грязными
ватными одеялами блатарей, шли еженощно концерты. И какие концерты! Именитейших
певцов и рассказчиков — не только из лагерных агитбригад, но и повыше. Какой-то
харбинский баритон, имитирующий Лещенко и Вертинского, имитирующий самого себя
Вадим Козин и многие, многие другие пели здесь для блатных без конца, выступали в
лучшем своем репертуаре. Рядом со мной лежал лейтенант танковых войск Свечников,
нежный розовощекий юноша, осужденный военным трибуналом за какие-то
преступления по службе. Здесь он тоже был под следствием — работая на прииске, он
был уличен в том, что ел мясо человеческих трупов из морга, вырубая куски
человечины, „не жирной, конечно“, как он совершенно спокойно объяснял.
Соседей на пересылке не выбирают, да есть, наверно, дела и похуже, чем обедать
человечьим трупом.
Редко, редко в малую зону являлся фельдшер и проводил прием температурящих. На
фурункулы, густо меня облепившие, фельдшер не захотел и смотреть. Сосед мой
Свечников, знавший фельдшера по больничному моргу, разговаривал с ним как с хорошо
знакомым. Неожиданно фельдшер назвал фамилию Андрея Михайловича.

Я умолил фельдшера передать Андрею Михайловичу записку — больница, где он
работал, была в километре от малой зоны.

Планы мои изменились. Теперь до ответа Андрея Михайловича надо было задержаться в
зоне.

Нарядчик уже приметил меня и приписывал к каждому уходящему с пересылки этапу.
Но представители, принимающие этап, столь же неукоснительно вычеркивали меня из
списков. Они подозревали недоброе, да и вид мой говорил сам за себя.

— Почему ты не хочешь ехать?
— Я болен. Мне надо в больницу.

— В больнице тебе нечего делать. Завтра будем отправлять на дорожные работы. Будешь
метлы вязать?

— Не хочу на дорожные. Не хочу метлы вязать.
День проходил за днем, этап за этапом. Ни о фельдшере, ни об Андрее Михайловиче не
было ни слуху ни духу.
К концу недели мне удалось попасть на медосмотр в амбулаторию метров за сто от
малой зоны. Новая записка к Андрею Михайловичу была зажата у меня в кулаке.
Статистик санчасти взял ее у меня и обещал передать Андрею Михайловичу на другое
утро.

Во время осмотра я спросил у начальника санчасти об Андрее Михайловиче.
— Да, есть такой врач из заключенных. Вам незачем его видеть.

— Я его знаю лично.
— Мало ли кто знает его лично. Фельдшер, который взял у меня записку в малой зоне,
стоял тут же. Я негромко спросил его:
— Где записка?

— Никакой записки я в глаза не видел…
Если до послезавтрашнего дня я ничего нового об Андрее Михайловиче не узнаю — я
еду… На дорожные работы, в сельхоз, на прииск, к чертовой матери…