Page 234 - Живые и мертвые

роста, но попробуй-ка волочить такой мешок по снегу, не подымая головы!
Когда Синцов, самому себе не веря, что добрался, за пятьдесят метров до окопов
встретил выползших ему навстречу и лежавших за бугром в снегу Караулова и командира
занимавшей здесь оборону роты, он уже изнемогал и, хотя полз по снегу, был потный с
головы до ног.
– А где Леонидов? – спросил Караулов.
– Там, раненый… Сейчас схожу за ним… – задыхаясь после каждого слова, сказал
Синцов.
И Караулов не стал больше ничего спрашивать, пока они теперь уже все втроем не
втащили немца в окоп.
– Ну чего там с Леонидовым? – уже в окопе снова спросил Караулов, накинув на
Синцова свой полушубок.
– Сейчас… скажу… Немцу… кляп… выньте, а то как бы… – Синцов не договорил: не
хватило дыхания.
У немца вытащили кляп изо рта, и он стал надрывно кашлять, как туберкулезный.
Потом его стошнило: то ли от страха, то ли оттого, что у него был заткнут рот.
– Леонидову ступню оторвало, – сказал Синцов. – Сейчас пойду за ним.
– Куда ты такой пойдешь? – сказал Караулов. – Сейчас я сам пойду! Только объясни
где.
– Нет, – сказал Синцов. – Я с тобой пойду, дай только передохну.
Обычно он разговаривал с Карауловым на «вы», но сейчас назвал на «ты».
Командир роты протянул ему фляжку.
– Не надо, – сказал Синцов. – Боюсь, ослабну. И так жарко. Воды вот…
Но воды поблизости не было, и он, взяв пригоршню, стал есть снег.
– Оставайся, – снова, на этот раз по-начальнически, сказал Караулов. – Я найду. Вот
Комарова с собой возьму.
Комаров тоже был здесь. Оказывается, его взял себе в напарники Караулов – «на
случай, если бы не сладилось», – вспомнил Синцов слова Малинина.
Синцов выплюнул комок снега.
– Как вы – не знаю, а только я сам с вами пойду. Без меня все равно его не найдете…
Там и ватник мой, и автомат…
Он вдруг вспомнил весь ужас, испытанный им самим тогда, в лесу, когда он очнулся,
раненный, и пополз, а потом поднялся и увидел идущего на него немца с автоматом.
«Нет, с Леонидовым этого не будет!»
– Пойдемте, – повторил он и, не дожидаясь окончательного решения Караулова, стал
первым вылезать из окопа.

17

Серпилин получил назначение на фронт только после второй врачебной комиссии, да и
то не сразу. Комиссия была 25 ноября, а назначение он получил через неделю. Утром его
вызвали в Генштаб, а вечером уже предстояло принимать дивизию, дравшуюся с немцами
под Москвой.
– Мы тут докладывали о тебе товарищу Сталину, – сказал Иван Алексеевич. – И о
твоем письме, чтоб непременно на фронт, и так далее… (Серпилин послал это письмо после
второй комиссии.) Не скрою, мы были против, хотели оставить тебя здесь, у себя… но, –
Иван Алексеевич пожал плечами, – он решил по-своему, и, стало быть, теперь прав ты, а не
мы. Сказал: раз хочет на фронт, дать дивизию. Между нами говоря, чуть было уже не
законопатили тебя на Карельский. Он ведь два раза повторять не любит; спросит: «Уехал?»
Что ответишь? Но позавчера тут у нас, под Москвой, целая драма вышла. Ни за что ни про
что, по-дурацки, случайной миной прекрасного командира дивизии убило. Орлов,
генерал-майор. Не знал?