Page 164 - Мастер и Маргарита

— Я полагаю, прокуратор, — ответил гость, — что настроение в Ершалаиме теперь
удовлетворительное.
— Так что можно ручаться, что беспорядки более не угрожают?
— Ручаться можно, — ласково поглядывая на прокуратора, ответил гость, — лишь за
одно в мире — за мощь великого кесаря.
— Да пошлют ему боги долгую жизнь, — тотчас же подхватил Пилат, — и всеобщий
мир. — Он помолчал и продолжал: — Так что вы полагаете, что войска теперь можно
увести?
— Я полагаю, что когорта молниеносного может уйти, — ответил гость и прибавил: —
Хорошо бы было, если бы на прощание она продефилировала по городу.
— Очень хорошая мысль, — одобрил прокуратор, — послезавтра я ее отпущу и сам
уеду, и — клянусь вам пиром двенадцати богов, ларами клянусь — я отдал бы многое, чтобы
сделать это сегодня.
— Прокуратор не любит Ершалаима? — добродушно спросил гость.
— Помилосердствуйте, — улыбаясь, воскликнул прокуратор, — нет более
безнадежного места на земле. Я не говорю уже о природе! Я бываю болен всякий раз, как
мне приходится сюда приезжать. Но это бы еще полгоря. Но эти праздники — маги, чародеи,
волшебники, эти стаи богомольцев… Фанатики, фанатики! Чего стоил один этот мессия,
которого они вдруг стали ожидать в этом году! Каждую минуту только и ждешь, что
придется быть свидетелем неприятнейшего кровопролития. Все время тасовать войска,
читать доносы и ябеды, из которых к тому же половина написана на тебя самого!
Согласитесь, что это скучно. О, если бы не императорская служба!..
— Да, праздники здесь трудные, — согласился гость.
— От всей души желаю, чтобы они скорее кончились, — энергично добавил Пилат. —
Я получу возможность наконец вернуться в Кесарию. Верите ли, это бредовое сооружение
Ирода, — прокуратор махнул рукою вдоль колоннады, так что стало ясно, что он говорит о
дворце, — положительно сводит меня с ума. Я не могу ночевать в нем. Мир не знал более
странной архитектуры. Да, но вернемся к делам. Прежде всего, этот проклятый Вар-равван
вас не тревожит?
Тут гость и послал свой особенный взгляд в щеку прокуратора. Но тот скучающими
глазами глядел вдаль, брезгливо сморщившись и созерцая часть города, лежащую у его ног и
угасающую в предвечерье. Угас и взгляд гостя, и веки его опустились.
— Надо думать, что Вар-равван стал теперь безопасен, как ягненок, — заговорил гость,
и морщинки появились на круглом лице. — Ему неудобно бунтовать теперь.
— Слишком знаменит? — спросил Пилат, усмехнувшись.
— Прокуратор, как всегда, тонко понимает вопрос!
— Но, во всяком случае, — озабоченно заметил прокуратор, и тонкий, длинный палец с
черным камнем перстня поднялся вверх, — надо будет…
— О, прокуратор может быть уверен в том, что, пока я в Иудее, Вар не сделает ни шагу
без того, чтобы за ним не шли по пятам.
— Теперь я спокоен, как, впрочем, и всегда спокоен, когда вы здесь.
— Прокуратор слишком добр!
— А теперь прошу сообщить мне о казни, — сказал прокуратор.
— Что именно интересует прокуратора?
— Не было ли со стороны толпы попыток выражения возмущения? Это главное,
конечно.
— Никаких, — ответил гость.
— Очень хорошо. Вы сами установили, что смерть пришла?
— Прокуратор может быть уверен в этом.
— А скажите… напиток им давали перед повешением на столбы?
— Да. Но он, — тут гость закрыл глаза, — отказался его выпить.
— Кто именно? — спросил Пилат.