Page 53 - Мастер и Маргарита

Никанор Иванович налил лафитничек, выпил, налил второй, выпил, подхватил на вилку три
куска селедки… и в это время позвонили, а Пелагея Антоновна внесла дымящуюся
кастрюлю, при одном взгляде на которую сразу можно было догадаться, что в ней, в гуще
огненного борща, находится то, чего вкуснее нет в мире, — мозговая кость.
Проглотив слюну, Никанор Иванович заворчал, как пес:
— А чтоб вам провалиться! Поесть не дадут. Не пускай никого, меня нету, нету. Насчет
квартиры скажи, чтобы перестали трепаться. Через неделю будет заседание…
Супруга побежала в переднюю, а Никанор Иванович разливательной ложкой поволок
из огнедышащего озера — ее, кость, треснувшую вдоль. И в эту минуту в столовую вошли
двое граждан, а с ними почему-то очень бледная Пелагея Антоновна. При взгляде на граждан
побелел и Никанор Иванович и поднялся.
— Где сортир? — озабоченно спросил первый, который был в белой косоворотке.
На обеденном столе что-то стукнуло (это Никанор Иванович уронил ложку на клеенку).
— Здесь, здесь, — скороговоркой ответила Пелагея Антоновна.
И пришедшие немедленно устремились в коридор.
— А в чем дело? — тихо спросил Никанор Иванович, следуя за пришедшими, — у нас
ничего такого в квартире не может быть… А у вас документики… я извиняюсь…
Первый на ходу показал Никанору Ивановичу документик, а второй в эту же минуту
оказался стоящим на табуретке в уборной, с рукою, засунутой в вентиляционный ход. В
глазах у Никанора Ивановича потемнело, газету сняли, но в пачке оказались не рубли, а
неизвестные деньги, не то синие, не то зеленые, и с изображением какого-то старика.
Впрочем, все это Никанор Иванович разглядел неясно, перед глазами у него плавали
какие-то пятна.
— Доллары в вентиляции, — задумчиво сказал первый и спросил Никанора Ивановича
мягко и вежливо: — Ваш пакетик?
— Нет! — ответил Никанор Иванович страшным голосом, — подбросили враги!
— Это бывает, — согласился тот, первый, и опять-таки мягко добавил: — Ну что же,
надо остальные сдавать.
— Нету у меня! Нету, богом клянусь, никогда в руках не держал! — отчаянно вскричал
председатель.
Он кинулся к комоду, с грохотом вытащил ящик, а из него портфель, бессвязно при
этом выкрикивая:
— Вот контракт… переводчик-гад подбросил… Коровьев… в пенсне!
Он открыл портфель, глянул в него, сунул в него руку, посинел лицом и уронил
портфель в борщ. В портфеле ничего не было: ни Степиного письма, ни контракта, ни
иностранцева паспорта, ни денег, ни контрамарки. Словом, ничего, кроме складного метра.
— Товариши! — неистово закричал председатель, — держите их! У нас в доме
нечистая сила!
И тут же неизвестно что померещилось Пелагее Антоновне, но только она, всплеснув
руками, вскричала:
— Покайся, Иваныч! Тебе скидка выйдет!
С глазами, налитыми кровью, Никанор Иванович занес кулаки над головой жены,
хрипя:
— У, дура проклятая!
Тут он ослабел и опустился на стул, очевидно, решив покориться неизбежному.
В это время Тимофей Кондратьевич Квасцов на площадке лестницы припадал к
замочной скважине в дверях квартиры председателя то ухом, то глазом, изнывая от
любопытства.
Через пять минут жильцы дома, находившиеся во дворе, видели, как председатель в
сопровождении еще двух лиц проследовал прямо к воротам дома. Рассказывали, что на
Никаноре Ивановиче лица не было, что он пошатывался, проходя, как пьяный, и что-то
бормотал.