Page 65 - Мастер и Маргарита

Парчевского, как раз между трехрублевкой и повесткой о вызове в суд по делу об уплате
алиментов гражданке Зельковой.
В партере зашевелились, начали привставать, и, наконец, какой-то гражданин,
которого, точно, звали Парчевским, весь пунцовый от изумления, извлек из бумажника
колоду и стал тыкать ею в воздух, не зная, что с нею делать.
— Пусть она останется у вас на память! — прокричал Фагот. — Недаром же вы
говорили вчера за ужином, что кабы не покер, то жизнь ваша в Москве была бы совершенно
несносна.
— Стара штука, — послышалось с галерки, — этот в партере из той же компании.
— Вы полагаете? — заорал Фагот, прищуриваясь на галерею, — в таком случае, и вы в
одной шайке с нами, потому что она у вас в кармане!
На галерке произошло движение, и послышался радостный голос:
— Верно! У него! Тут, тут… Стой! Да это червонцы!
Сидящие в партере повернули головы. На галерее какой-то смятенный гражданин
обнаружил у себя в кармане пачку, перевязанную банковским способом и с надписью на
обложке: «Одна тысяча рублей».
Соседи навалились на него, а он в изумлении ковырял ногтем обложку, стараясь
дознаться, настоящие ли это червонцы или какие-нибудь волшебные.
— Ей богу, настоящие! Червонцы! — кричали с галерки радостно.
— Сыграйте и со мной в такую колоду, — весело попросил какой-то толстяк в середине
партера.
— Авек плезир! — отозвался Фагот, — но почему же с вами одним? Все примут
горячее участие! — и скомандовал: — Прошу глядеть вверх!… Раз! — в руке у него
показался пистолет, он крикнул: — Два! — Пистолет вздернулся кверху. Он крикнул: —
Три! — сверкнуло, бухнуло, и тотчас же из-под купола, ныряя между трапециями, начали
падать в зал белые бумажки.
Они вертелись, их разносило в стороны, забивало на галерею, откидывало в оркестр и
на сцену. Через несколько секунд денежный дождь, все густея, достиг кресел, и зрители
стали бумажки ловить.
Поднимались сотни рук, зрители сквозь бумажки глядели на освещенную сцену и
видели самые верные и праведные водяные знаки. Запах тоже не оставлял никаких
сомнений: это был ни с чем по прелести не сравнимый запах только что отпечатанных денег.
Сперва веселье, а потом изумленье охватило весь театр. Всюду гудело слово «червонцы,
червонцы», слышались восклицанья «ах, ах!» и веселый смех. Кое-кто уже ползал в проходе,
шаря под креслами. Многие стояли на сиденьях, ловя вертлявые, капризные бумажки.
На лицах милиции помаленьку стало выражаться недоумение, а артисты без церемонии
начали высовываться из кулис.
В бельэтаже послышался голос: «Ты чего хватаешь? Это моя! Ко мне летела!» И другой
голос: «Да ты не толкайся, я тебя сам так толкану!» И вдруг послышалась плюха. Тотчас в
бельэтаже появился шлем милиционера, из бельэтажа кого-то повели.
Вообще возбуждение возрастало, и неизвестно, во что бы все это вылилось, если бы
Фагот не прекратил денежный дождь, внезапно дунув в воздух.
Двое молодых людей, обменявшись многозначительным веселым взглядом, снялись с
мест и прямехонько направились в буфет. В театре стоял гул, у всех зрителей возбужденно
блестели глаза. Да, да, неизвестно, во что бы все это вылилось, если бы Бенгальский не
нашел в себе силы и не шевельнулся бы. Стараясь покрепче овладеть собой, он по привычке
потер руки и голосом наибольшей звучности заговорил так:
— Вот, граждане, мы с вами видели случай так называемого массового гипноза. Чисто
научный опыт, как нельзя лучше доказывающий, что никаких чудес и магии не существует.
Попросим же маэстро Воланда разоблачить нам этот опыт. Сейчас, граждане, вы увидите,
как эти, якобы денежные, бумажки исчезнут так же внезапно, как и появились.
Тут он зааплодировал, но в совершенном одиночестве, и на лице при этом у него играла