Page 45 - Пастух и пастушка

сношенной воронью, метнулся к оврагам комроты Филькин. Бойцы
поднялись из
снега...
Возле оврагов танки и самоходки застопорили, открыли огонь из пушек.
От
хутора с воем полетели мины. Филькин осадил пехотинцев, велел
ложиться.
Обстановка все еще неясная. Многие огневые перемещены. Связь
снегом
похоронило. Минометчики и артиллеристы запросто лупанут по башкам,
после
каяться будут, магарыч ставить, чтоб жалобу на них не писали.
И в самом деле вскоре чуть не попало. Те же гаубицы-полуторасотки,
которые в ночном бою бухали за спиной пехоты, начали месить овраги и
раза
два угодили уж поверху. Бойцы отползли к огородам, уроненным
плетням,
заработали лопатами, окапываясь. Мерзло визжа гусеницами, танки
начали
обтекать овраги, выползли к полю, охватывая его с двух сторон, сгоняя врага
в неглубокую пойму речки, по которой сплошь впритык стояли не
двигаясь
машины, орудия, вездеходы, несколько танков с открытыми люками.
Пехота раздробленно постреливала из винтовок и пулеметов. Значит, не
наступила ее пора. Тут всякий солдат себе стратег.

Когда-то Борис, как и многие молодые, от начитанности прыткие
командиры, не понимал этого и понимать не желал. На фронт из полковой
школы
он прибыл, когда немец спешно катился с Северного Кавказа и Кубани.
Наши
войска настойчиво догоняли противника, меся сначала кубанский
чернозем,
затем песок со снегом, и никак не могли догнать.
Борису так хотелось скорее настичь врага, сразиться.
"Успеешь, младший лейтенант, успеешь! Немца хватит на всех и на тебя
тоже!" - снисходительно успокаивали неторопливо топающие,
покуривающие
табачок рассудительные бойцы. В мешковатых шинелях, с флягами и
котелками на
боку, с рюкзаком, горбато дыбящимся за спиной, они совсем не походили на
тот
образ бойца, какого мечтал вести вперед Борис. Они и двигались-то
неторопливо, но так ловко, что к вечеру неизменно оказывались в селе или
станице, мало побитых врагом, располагались на ночевку удобно,
обстоятельно,