Page 38 - Пелагея

Пришла сама.
Но Пелагея не разговаривала с золовкой и не скрывала, что не любит ее. А за что же ее
любить, когда она со всей семьи здоровье собрала? Умер молодым Павел, она, Пелагея,
может, при смерти лежит, а этой ничего не деется — все рожа заревом. Нет, если бы
Маня-большая была немного почище на руку, она бы и дня не терпела возле себя этой
здоровенной бабищи. Да что поделаешь — Маня стала прицеливаться к хозяйкиному
добру, когда хозяйка еще на ногах стояла.

Однажды поздно вечером — уже белые ночи на землю пали — к ней зашел Петр
Иванович.

Сколько времени прошло с похорон Павла, с того дня, как они последний раз виделись?
Года не будет. А Петра Ивановича так укатало, что она едва и признала его.
Осел, лицо запаршивело (кто видал его небритым?), в глазах — глянул — тоска волчиная.
Но и это еще не все.
Петр Иванович был под хмельком — вот что особенно удивило Пелагею. Слыхано ли,
видано ли было такое раньше?
Тем-то и силен был Петр Иванович, что власти над собой кину не давал. Выпивать,
конечно, выпивал, без этого нельзя, раз всю жизнь с начальством, но не качнется —
столб железный. А тут от порога шагнул, так и обнесло — кулем шмякнулся на прилавок
к печи.

— Зашел проведать. Болеешь, говорят.

— Болею, — ответила Пелагея.
Она попыталась встать: гость пришел, и гость немалый, — но Петр Иванович замахал
рукои: лежи, не надо.

Первым словам Петра Ивановича она не придала значения. Петр Иванович, как всегда,
заговорил петляво, издалека: о колхозных делах, о том, что в колхозе сейчас жить
можно, очень даже неплохо зарабатывает народишко. К примеру, Оська-пастух. Кто
когда за человека считал? А ведь о прошлом годе за один сентябрь месяц двести с
лишним рублей огреб.

— Да, так вот ноне, — вздохнул Петр Иванович. — А мы с тобой вроде и неглупые люди, а
держали когда такие деньги в руках?

Пелагея кивала в ответ головой: все так, все это она и сама не раз передумала за время
болезни — большие перемены в жизни — и нетерпеливо ждала, когда же Петр Иванович
заговорит о деле. Ведь не за тем же пришел, чтобы обсудить с ней колхозные дела?

— Не вовремя мы с тобой родились, вот что, — продолжал Петр Иванович. Поторопились
малость. Вот Алька твоя, та в пору… Письма-то ходят?

У Пелагеи часто-часто забилось сердце: куда это он клонит? Не с Алькой ли что
стряслось? Но ответила спокойно, не выдавая своего волнения.

— Ходят, — сказала она.
— А домой-то не собирается? Не нажилась еще в городе? Не знаю, я дак не уважаю
городскую жизнь. Угоришь там от этого чада да шума…
— Да ведь угоришь не угоришь, — опять спокойно ответила Пелагея, — а надо жить. Не
одна теперь, о двух головах.

Петр Иванович похрустел пальцами — знакомая привычка: всегда так, когда на что-
нибудь решается, и вдруг хватил ее дубиной по голове:

— Имею сведенье: не живет она с этим военным… Одна живет…

По правде говоря, для Пелагеи это не было полной неожиданностью. Где-то в душе она и
сама догадывалась, что у Альки по семейной части не все ладно. Но одно дело ее