Page 125 - Петр Первый
P. 125
И вот – ночь без сна… Удивить-то он удивил, а что ж из того? Какой была, – сонной,
нищей, непроворотной, – такой и лежит Россия. Какой там стыд! Стыд у богатых, у
сильных… А тут непонятно, какими силами растолкать людей, продрать им глаза… Люди
вы или за тысячу лет, истеча слезами, кровью, отчаявшись в правде и счастье, –
подгнили, как дерево, склонившееся на мхи?
Черт привел родиться царем в такой стране!
Вспомнилось, как осенней ночью он кричал Алексашке, захлебываясь ледяным ветром:
«Лучше в Голландии подмастерьем быть, чем здесь царем…» А что сделано за эти годы –
ни дьявола: баловался! Васька Голицын каменные дома строил, хотя и бесславно, но
ходил воевать, мир приговорил с Польшей… Будто ногтями схватывало сердце, – так
терзали раскаяние, и злоба на своих, русских, и зависть к самодовольным купцам, –
распустят вольные паруса, поплывут домой в дивные страны… А ты – в московское
убожество… Указ, что ли, какой-нибудь дать страшный? Перевешать, перепороть…
Но кого, кого? Враг невидим, неохватим, враг – повсюду, враг – в нем самом…
Петр стремительно отворил дверцу в соседнюю каморку:
– Франц! (Лефорт соскочил с лавки, тараща припухшие глаза.) Спишь? Иди-ка…
Лефорт в одной сорочке присел к Петру на постель.
– Тебе плохо, Петер? Ты бы, может, поблевал…
– Нет, не то… Франц, хочу купить два корабля в Голландии…
– Что же, это хорошо.
– Да еще тут построим… Самим товары возить…
– Весьма хорошо.
– А еще что мне посоветуешь?
Лефорт изумленно взглянул ему в глаза и, как всегда, легче, чем сам он, разобрался в
путанице его торопливых мыслей. Улыбнулся:
– Подожди, штаны надену, принесу трубки… – Из каморки, одеваясь, он сказал странным
голосом: – Я давно этого ждал, Петер… Ты в возрасте больших дел…
– Каких? – крикнул Петр.
– Герои римские, с коих и поныне берем пример… (Он вернулся, расправляя завитки
парика. Петр следил за ним дышащими зрачками.) Герои полагали славу свою в войне…
– С кем? Опять в Крым лезть?
– Без Черного с Азовским морем тебе не быть, Петер… Давеча Пельтенбург на ухо меня
спрашивал, неужто русские все еще дань платят крымскому хану… (Зрачки Петра
метнулись, остановились, как булавки, на любезном друге.) И не быть тебе, Петер, без
Балтийского моря… Не сам – голландцы заставят… В десять раз, они говорят, против
прежнего стали бы вывозить товару, учини ты гавани в Балтийском море…
– Со шведами воевать? С ума сошел… Смеешься, что ли? Никто в свете их одолеть не
может, а ты…
– Так ведь не завтра же, Петер… Ты спросил меня, отвечаю: замахивайся на большее, а
по малому – только кулак отшибешь…
«Гостям и гостиные сотни, и всем посадским, и купецким, и промышленным людям во
многих их приказных волокитах от воевод, от приказных и разных чинов людей в торгах
их и во всяких промыслах чинятся убытки и разорение. Яко львы, челюстями своими
пожирают нас, яко волци. Смилуйся, великий государь…»
– Опять жалоба на воевод? – спросил Петр.