Page 128 - Петр Первый

поруки… А из дворни его, Степки, пятнадцать человек повешено…
– Андрей Андреевич, вот они князья, бояре – за кистени взялись, разбойничают…

– Истинно, разбойничают, Петр Алексеевич.
– Тунеядцы, бородачи!.. Знаю, помню… У каждого нож на меня припасен… (Свернул
шею.) Да у меня на каждого – топор… (Плюясь, дернул ногой. Растопыренными
пальцами вцепился, потянул скатерть. Виниус поспешно придержал чернильницу и
бумаги.) У меня теперь сила есть… Столкнемся… Без пощады… (Пошел к двери.)

– Прости, Петр Алексеевич, еще два письма… От цариц…

– Читай, все одно…
Он вернулся к окну и ковырял трубку. Виниус с полупоклоном читал:

– «…Здравствуй, радость моя, батюшка, царь Петр Алексеевич, на множество лет… (Петр
повернул к нему изумленную бровь.) Сынишка твой, Алешка, благословения от тебя,
света моего радости, прошу. Пожалуй, радость наша, к нам, государь, не замешкав…
Ради того у тебя милости прошу, что вижу государыню свою бабушку в великой печали…
Не покручинься, радость мой государь, что худо письмишко: еще, государь, не
выучился…»
– Чьей рукой писано?
– Великой государыни Натальи Кирилловны дрожащей рукой, невнятно.

– Ну, ты отпиши чего-нибудь… Гамбургских, мол, кораблей жду… Здоров, в море не
хожу, пусть не кручинятся… Да чтоб скоро не ждали, слышишь…

Виниус проговорил с тихим вздохом:
– Царевича Алексея Петровича к письму своеручно приложен пальчик в чернилах…

– Ну, ладно, ладно – пальчик… (Фыркнул носом, взял у Виниуса второе письмо.)
Пальчик!..

Письмо от жены он прочел в лодке. Свежий ветер с моря наполнял парус, утлый ботик,
как живой, нырял и взносился, пенные волны били о борт, пена воды пролетала с носа.
Петр, сидя у руля, читал забрызганное, прижатое к колену письмишко…
«Здравствуй, мой батюшка, на множество лет… Прошу тебя, свет мой, милости, обрадуй
меня, батюшка, отпиши о здоровье своем, чтобы мне, бедной, в печалях своих
порадоваться… Как ты, свет мой, изволил уйтить и ко мне не отписал ни единой
строчки… Только я, бедная, на свете бессчастная, что не пожалуешь, не пишешь о
здоровье своем. Отпиши, радость моя, ко мне, – как ты ко мне изволишь быть… А я с
Олешенькой жива…»
Ботик черпнул бортом. Петр торопливо положил руль налево, большая волна, шумя
пеной, плеснула в борт, окатила с головы до ног. Он засмеялся. Ненужное письмецо,
сорванное ветром у него с колена, взлетело и вдалеке пропало в волнах…

Наталья Кирилловна дождалась наконец сына, как раз в тот день, когда у нее будто
гвоздь засел в сердце. Высоко лежа на лебяжьих подушках, глядела расширенными
зрачками на стену, на золотой завиток на тисненой коже. Страшилась отвести взор,
пошевелиться, хуже всякой жажды мучила пустота в груди, – не хватало воздуху, но –
чуть силилась вздохнуть – глаза выкатывались от ужаса.

Лев Кириллович то и дело на цыпочках входил в опочивальню, спрашивал у комнатных
боярынь:

– Ну, как?.. Боже мой, боже мой, не дай сего…
Глотая слюну, садился на постели. Заговаривал, сестра не отвечала. Ей весь мир казался
маревом… Одно чувствовала – свое сердце с воткнутым гвоздем…