Page 209 - Петр Первый

Алексашка, в преображенском, ловко затянутом шарфом, тонком кафтане, в парике,
утопив узкий подбородок в кружева, стоял у горячей кирпичной печки. Апраксин и
тучный Головин сидели на неприбранной постели. Нарышкин, опираясь лбом в ладонь, –
у стола. Слушали они думного дьяка и великого посла Прокофия Возницына. Он только
что вернулся из Карловиц на Дунае, со съезда, где цезарский, польский, веницейский и
московский послы договаривались с турками о мире.
Царя он еще не видел. Петр велел сказать, чтоб министры собрались и думали, а он
придет. Возницын держал на коленях тетради с цифирьными записями, спустив очки на
кончик сухого носа, рассказывал:

– Учинена мною с турецкими послами, рейс-эфенди Рами и тайным советником
Маврокордато, армисциция, сиречь унятие оружия на время. Большего добиться было
нельзя. Сами судите, господа министры: в Европе сейчас такая каша заваривается, –
едва ли не на весь мир. Испанский король дряхл, не сегодня-завтра помрет бездетным.
Французский король добивается посадить в Испанию своего внука Филиппа и уж женил
его, держит при себе в Париже, ожидая – вот-вот короновать. Император австрийский, с
другой стороны, хочет сына своего Карла посадить в Испанию…
– Да знаем, знаем это все, – нетерпеливо перебил Алексашка.

– Потерпи уж, Александр Данилович, говорю, как умею (седым взором поверх очков
Возницын тяжело уставился на красавца), решается великий спор меж Францией и
Англией. Будет Испания за французским королем, – французский с испанским флотом
возьмут силу на всех морях. Будет Испания за австрийским императором, – англичане
тогда с одним французским флотом справятся. Европейский политик мутят англичане.
Они и свели в Карловицах австрийцев с турками. Для войны с французским королем
австрийскому цезарю надобно руки себе развязать. И турки усердно рады мириться,
чтоб отдохнуть, собраться с силами: принц Евгений Савойский много у них земель и
городов побрал за цезаря, в Венгрии, в Семиградской земле и в Морее, и цезарцы уж в
самый Цареград смотрят… Туркам сейчас забота – свое вернуть… Воевать отдаленно – с
поляками или с нами – сейчас и в мыслях нет… Тот же Азов, – не стоит он того, что им
надобно под ним потерять.
– Так ли турецкий султан слаб, как ты успокаиваешь? Сомнительно, – проговорил
Алексашка. (Головин и Апраксин усмехнулись. Лев Кириллович, видя, что они
усмехнулись, тоже с усмешкой покачал головой.)

Алексашка, – подрожав ляжкой, позвенев шпорой:
– А коли слаб, что ж ты с ним вечного мира не подписал? Либо ты забыл сказать рейс-
эфенди, что у нас на Украине зимуют сорок тысяч городовых стрельцов, да в Ахтырке
собран конный большой полк Шеина, да в Брянске готовы суда для переправы. Не с
голыми руками тебя посылали… Армисциция!

Прокофий Возницын медленно снял очки. Трудно было привыкать к новым порядкам, –
чтобы мальчишка без роду-племени так разговаривал с великим послом. Проведя сухой
ладонью по задрожавшему от гнева лицу, Прокофий собрался с мыслями. Ла-ем,
конечно, тут ничего не возьмешь.
– А вот почему не мир, – учинена армисциция, Александр Данилович… Цезарские послы,
не сходясь с нами, ни с поляками, ни с веницейцами, тайно, одни, переговаривались с
турками. И поляки тайно от нас договорились. И нас бросили одних. Турки, приведя дела
с цезарцами к удовольствию, с нами вначале и говорить не хотели, так надулись… Не
будь там старинного моего знакомца Александра Маврокордато, – и армисциции бы у нас
не было… Вы здесь сидите, господа министры, думаете – на вас вся Европа смотрит…
Нет, для них мы – малый политик, можно сказать – никакой политик…
– Ну, это еще бабка надвое…

– Подожди, не горячись, Александр Данилович, – мягко остановил его Головин.
– На посольском стану отвели нам самое худое место. Стражу приставили… Ходить
никуда не велели, ни с турками видеться, ни пересылаться с ними. Еще будучи в Вене,
взял я одного дохтура, бывалого поляка. Дохтура и стал засылать в турецкий стан к