Page 290 - Петр Первый

Пар шел от деревянных крыш, от просыхающей улицы, в лужах – синяя бездна. Звонили
колокола, – было воскресенье – Красная Горка, кричали пирожники и сбитенщики.
Шатался праздный народ, – все большей частью пьяные. На облупленной городской
стене, между зубцами, парни в новых рубахах размахивали шестами с мочалой – гоняли
голубей. Белые птицы трепетали в синеве, играя – перевертывались, падали. Повсюду –
за высокими заборами, под умытыми ночью липами и серыми ивами – качались на
качелях: то девушки, развевая косами, подлетали между ветвей, то лысый старик,
озоруя, качал толстую женщину, сидевшую, повизгивая, на доске.

Петр ехал шагом по улице. Глаза у него запали, лицо насупленное. Солнце жгло спину.
Мишка-денщик, всю ночь прождав-ший его в одноколке, вскидывал головой, чтобы не
задремать. Народ раздавался перед мордой коня, – только редкий прохожий, узнав царя,
рвал шапку, земно кланялся вслед.

От Анны Монс этой ночью Петр поехал к Меньшикову. Но только поглядел на большие
занавешенные окна, – оттуда слышалась музыка, пьяные крики. «Ну их к черту», –
хлестнул вожжами, выкатил со двора и прямо повернул в Москву, в стрелецкую слободу.
Ехали шибкой рысью, потом он погнал вскачь.
В слободе остановились у простого двора, где над воротами торчала жердь с пучком
сена. Петр бросил Мишке вожжи, постучал в калитку. От нетерпения топтался по
хлюпающему навозу. Застучал кулаками. Отворила женщина. (Мишка успел
разглядеть, – рослая, круглолицая, в темном сарафане.) Ахнула, взялась за щеки. Он,
нагнувшись, шагнул во двор, хлопнул калиткой.
Мишка, стоя в одноколке, видел, как за воротами в бревенчатой избе затеплился свет
высоко в двух окошечках. Потом эта женщина торопливо вышла на крыльцо, позвала:
– Лука, а Лука…

Стариковский голос отозвался:
– Аюшки…

– Лука, никого не пускай, – слышишь ты?
– А ну – ломиться будут?

– А ты что, – не мужик?
– Ладно, я их рожном.

Мишка подумал: «Все понятно».
Через небольшое время из переулка вышли трое в стрелецких колпаках, оглядели
пустую улицу, залитую луной, и – прямо к воротам. Мишка сказал строго:
– Проходите…

Стрельцы подошли недобро к одноколке:
– Что за человек? Зачем в такой час в слободе?

Мишка им – тихо, угрожающе:
– Ребята, давайте отсюда скорей…

– А что? – злобно крикнул один, пьянее других. – Чего пугаешь? Знаем мы, откуда…
(Другие двое ухватили его за плечи, зашептали.) Голова-то у тебя тоже на нитке
держится… Погодите, погодите… (Товарищи уже оттаскивали его, не давали, чтобы он
засучил рукав.) Не всех еще перевешали… Зубы у нас есть… Не торчать бы тому на
коле… (Ему ударили по шее, – уронил шапку, – уволокли в переулок.)

Свет в окошечках скоро погас. Но Петр не выходил. За воротами Лука время от времени
начинал сонно постукивать в коло-тушку. Скоро настала такая тишина – уморившийся
конь, и тот повесил голову. Мишка сквозь дрему услышал, как кричат петухи. Лунный
свет похолодел. В конце улицы желтела, розовела заря. Во второй раз он проснулся от