Page 285 - Петр Первый

порт в Зунде; Пипер делает все нужное в Стокгольме, чтобы отвлечь внимание сената от
этих приготовлений.

В очаг подбросили сосновых корневищ, от двери сняли часового. Был накрыт ужин.
Хорошо вздремнувший мосье Гискар появился в столовой, потирая руки. Карл
предложил ему место у огня и сказал, покашливая, будто фразы застревали в горле:
– Дорогой друг, вы можете быть уверены в моей горячей и преданной любви к моему
брату и вашему повелителю… (Гискар медленнее тер ладонь о ладонь, настораживаясь.)
Швеция останется верным стражем французских интересов в северных морях. В споре за
испанский престол я отдаю мою шпагу Людовику. (Гискар низко склонился, разведя
коротенькие руки.) Но не хочу скрывать: англичане делают все, чтобы склонить Швецию
на свою сторону… Кроме короля, в Швеции есть сенат, и я не читаю их мыслей… Увы,
нынешний мир полон противоречий… Сегодня я узнаю – английский флот появился в
Зунде… Чтобы предотвратить роковую ошибку, мне нужны вещественные доказательства
вашей дружбы, мосье Гискар.

.. . . . . . . . . . . .
Ревущих медвежат везли в телеге по улицам Стокгольма. Сзади верхами ехали Карл,
охотники и егеря. Трубили медные рога, лаяли собачьи своры. Добрые люди, подходя к
окнам, качали головами: «Не слишком-то удачное время выбрал король для
развлечений».

Тревожные слухи волновали город, привыкший к многолетнему миру. В водах Зунда
появились английский и голландский флоты – зачем? Не идти ли на соединение с
датчанами, чтобы покончить со шведским могуществом в северных морях? Необъятная
Польша грозит смести с побережья Балтики шведские гарнизоны. На востоке
тысячемильная московская граница почти не защищена, если не считать крепостцы
Ниеншанц близ устья Невы да крепости Нотебург у выхода из Ладожского озера.
Страшно было помыслить – воевать едва ли не со всей Вос-точной Европой, располагая
небольшой армией в двадцать тысяч солдат и сумасбродным королем. Мир, мир,
конечно, – хотя бы поступиться меньшим, чтобы спасти основное.
Карл появился в сенате, не сняв охотничьего кафтана, – с надменной рассеянностью
выслушал отеческие речи о деснице божьей, занесенной в этот час над Швецией, о
благоразумии и добродетели. Играя костяной рукояткой кинжала, ответил, что занят
устройством весеннего карнавала в замке Кунгсёр и только после праздника выскажется
по иностранной политике. Старейший из сенаторов, поднявшись, с низким поклоном и в
отменных выражениях пожелал королю беспечных развлечений.

Король пожал плечами и вышел. Через несколько дней он действительно уехал в
Кунгсёр. Там, переменив верховых лошадей, сопровождаемый Рёншельдом и десятком
офицеров гвардии, поскакал в Ландскрону. В пути, почти без отдыха, не щадил ни
лошадей, ни людей. Как будто в него вселился другой человек – одна мысль завладела
его страстями и волей.

.. . . . . . . . . . . .
В безоблачное весеннее утро шведские суда с пятнадцатью тысячами отборного войска
вышли в Зунд. К полудню на полосе солнечной зыби показались черные, будто висящие
между краем моря и светлого неба, очертания кораблей, шняв и галер. Веяли сотни
вымпелов. Это был дрейфующий англо-голландский флот.

Когда на шведском головном фрегате побежал на мачту королевский штандарт, –
круглые облачка дыма стали отделяться от корабельных бортов, покатились пушечные
выстрелы, дым пеленою понесло на юг. Английский и голландский адмиралы, расшитые
золотом, пошли на шлюпках к головному фрегату.
Карл, ожидая, стоял на мостике, – на нем был суконный серо-зеленый кафтан,
застегнутый наглухо до черного галстука, и смазные ботфорты с широкими раструбами,
приспособленные для всех превратностей судьбы. Под маленькой, сплющенной с боков
шляпой парик заплетен в косу и вложен в кожаный мешочек. Рука опиралась, как на
трость, на длинную шпагу. Таким он отправился в долгий путь – завоевывать Европу.