Page 291 - Петр Первый
P. 291
шепота, – кругом одноколки стояли мальчишки, иные без штанов. Но только он открыл
глаза – все разбежались, махая рукавами, мелькая черными пятками. Солнце было уже
высоко.
Петр вышел из калитки, надвинув на глаза шляпу. Густо кашлянул, взял вожжи.
«Вот и с плеч долой», – пробасил, тронул рысью.
Когда выехали из Москвы на зеленое поле, – вдали острые кровли немецкой слободы, за
ними лежащие за краем земли снежные облака, – Петр сказал:
– Так-то вашего брата – денщика… А еще станешь по ночам баловаться – в чулан буду
запирать. – И засмеялся, сдвинул шляпу на затылок.
Нагнали полуроту солдат в бурых нескладных кафтанах, к ногам у всех привязаны пучки
травы и соломы, – шли они вразброд, сталкиваясь багинетами. Сержант – отчаянно:
«Смирна!» Петр вылез из одноколки, – брал за плечи одного, другого солдата,
поворачивал, щупал корявое сукно.
– Дерьмо! – крикнул, выкатывая глаза на угреватого сержанта. – Кто ставил кафтаны?
– Господин бомбардир, кафтанцы выданы на сухаревой швальне.
– Раздевайся. – Петр схватил третьего – востроносого, тощего солдата. Но тот будто
задохнулся ужасом, глядя в нависшее над ним круглое, со щетиной черных усиков лицо
бомбардира. Близстоящие товарищи выдернули из рук у него ружье, расстегнули
перевязь, стащили с плеч кафтан. Петр схватил кафтан, бросил в одноколку и, не
прибавив более ни слова, сел, – погнал в сторону Меньшикова дворца.
Раздетый солдат, дрожа всеми суставами, очарованно глядел на удаляющуюся по
травянистой дороге одноколку. Сержант толкнул его тростью:
– Голиков, вон из строя, плетись назад… Смир-р-рна! (Разинув пасть, закинулся, заорал
на все поле.) Лева нога – сено, права нога – солома. Помни науку… Шагом, – сено –
солома, сено – солома…
.. . . . . . . . . . . .
Сукно на сухаревскую военную швальню поставил новый завод Ивана Бровкина,
построенный на реке Неглинной, у Кузнецкого моста. Интересанами в дело вошли
Меньшиков и Шафиров. Преображенский приказ уплатил вперед сто тысяч рублей за
поставку кафтанового сукна. Меньшиков хвалился Петру, что сук-нецо-де поставит он не
хуже гамбургского. Поставили дерюгу пополам с бумагой. Алексашка Меньшиков в
воровстве рожден, вором был и вором остался. «Ну, погоди!» – думал Петр, нетерпеливо
дергая вожжами.
Александр Данилович сидел на кровати, пил рассол после вчерашнего шумства (гуляли
до седьмого часу), – в синих глазах – муть, веки припухли. Чашку с огуречным рассолом
держал перед ним домашний дьякон, по прозванию Педрила, зверогласный и
звероподобный мужчина – без вершка сажень росту, в обхват – как бочка. Сокрушаясь,
лез пальцами в чашку:
– Ты огурчик пожалуй, на-кася…
– Иди к черту…
Перед пышной кроватью сидел Петр Павлович Шафиров с приторным, раздобревшим,
как блин, умным лицом, с открытой табакеркой наготове. Он советовал пустить кровь –
полстакана – или накинуть пиявки на загривок…
– Ах, свет мой, Александр Данилович, вы прямо губите себя неумеренным
употреблением горячащих напитков…
– Иди ты туда же…
Дьякон первый увидел в окошко Петра: «Никак грозен пожаловал». Не успели