Page 386 - Петр Первый

раз меняла платье и рубашку; он вбежал в комнату, схватил ее сорочку и вытер потное
лицо… Такая же история была в прошлом столетии с Филиппом Вторым – королем
Франции… Но там это кончилось долгой привязанностью, а боярыня Волкова, ко
всеобщему удовольствию, улизнула у него из-под носа…

– Я ужасно глупа! – воскликнула пани Анна, – я не понимаю, при чем же тут сорочка той
особы?
– Не сорочка, важна кожа той особы, ей присущий запах… Кожа женщины то же, что
аромат для цветка, об этом знают все девчонки в школах при женских монастырях… Для
такого развратника, как наш возлюбленный король, его нос решает его симпатии…

– О пресвятая дева!
– Вы присматривались к его огромному носу, которым он очень гордится, находя, что это
придает ему сходство с Генрихом Четвертым… Он все время раздувает ноздри, как
легавая собака, почуявшая куропатку…
– Значит, особенно важны духи, амбрные пудры, ароматические притирания? Так я
поняла, любезная графиня?
– Если вы читали Одиссею, должны помнить, что волшебница Цирцея превращала
мужчин в свиней… Не притворяйтесь наивной, милая моя… А впрочем, все это
достаточно противно, скучно и унизительно…

Графиня замолчала. Пани Анна принялась размышлять, – кто кого, собственно, сейчас
перехитрил? За окном кареты показалась конская морда, роняющая пену с черных губ.
Подъехал король. Он соскочил с седла, раскрыл дверцу, – ноздри его были раздуты,
крупное, оживленное лицо ослепительно улыбалось. При свете факела, которым светил
верховой, он был так великолепен в легком золоченом шлеме, с закинутым наверх
забралом, в пышно перекинутой через плечо пурпуровой мантии, что пани Анна сказала
себе: «Нет, нет, никаких глупостей…» Король воскликнул весело:
– Выходите, сударыни, вы будете присутствовать при историческом зрелище…

Пани Анна тотчас, тоненько вскрикнув, выпорхнула из кареты. Графиня сказала:
– У меня переломлена поясница, чего вы, несомненно, добивались, ваше величество. Я
не одета и останусь здесь дремать на голодный желудок.
Король ответил резко:

– Если вам нужны носилки, я пришлю…
– Носилки, мне? – От удара зеленого света ее распахнувшихся глаз Август несколько
попятился. Графиня, будто с зажженным фитилем, вылетела из кареты, – в персиковом
бурнусе, в огоньках драгоценных камней, дрожащих в ушах, на шее, на пальцах, с
куафюрой потрепанной, но оттого не менее прелестной. – Всегда к вашим услугам! – и
сунула голую руку под его локоть. Еще раз пани Анна поняла, как велико искусство этой
женщины…

Втроем они пошли к королевской карете, где при свете факелов стоял на конях эскадрон
отборной шляхетской конницы, – в кирасах с белыми лебедиными перьями,
прикрепленными за плечами на железных ободах. Август и дамы – по сторонам его и
несколько позади – сели в кресла на ковре. У пани Анны билось сердце: ей
представилось, что обступившие их высокие всадники с крыльями, с бликами огней на
кирасах и шлемах, – божьи ангелы, сошедшие на землю, чтобы вернуть Августу его
варшавский дворец, славу и деньги… Она закрыла глаза и прочла короткую молитву:
– Да будет король в руках моих, как ягненок…

Послышался конский топот. Эскадрон расступился. Из темноты приближался великий
гетман Любомирский со своим конвоем, также с крыльями за плечами, но лишь из
черных перьев. Подъехав вплотную к королю, великий гетман рванул поводья, раздув
епанчу, прянул с храпящего коня и на ковре преклонил колено перед Августом: