Page 40 - Рассказы

Прокопавшись с неделю, Сват догадался, что ему надо или бежать отсюда, или умирать с
голоду — в отбросах скупости не попадалось драгоценных потерь. Все-таки Сват
надеялся хоть на что-нибудь и рыл руками кучи, изучая в точности каждый предмет. Но
кости были обглоданы так чисто, словно обожженные, и так тонки, точно принадлежали
курице, поэтому их не брали сборщики костей и тряпок; несомненно, что и эти кости
предъявлялись сборщикам и пошли на свалку только после неоднократных отказов их.
Тряпичная ветошь дымилась на пальцах и явно не годилась больше ни в какую отделку.
Неведомый прах сыпался в горстях Свата, тоже ничем его не привлекая.
В ветренные дни все это забвенное дерьмо пылило и осаждалось где-нибудь по ту
сторону хозяйственной жизни человека. Но Сват не успокоился: он выпросил у одной
вдовы огромное прямоугольное сито — принадлежность веялки — и начал сквозь него
просыпать все кучи по очереди. Оставшиеся сверх сита предметы он, не изучая, относил
в домашний угол, а по вечерам рассматривал добычу. Первый вечер не принес ему
никакого утешения: в добыче значились куски твердого закоснелого кала, изжившие
себя мочалки четверть подошвы от валенка, какая-то жестяная зазубринка в два зуба,
махор с чепца или камилавки, два камушка, веточка с сухими ягодами — «бесево»
крошево бутылочного стекла, окамелок веника, птичье гнездо и многое иное но равно
дешевое.

Сват в задумчивости сидел до полуночи, а к заре окончательно поник от беспросветной
нужды.

— Буду шапки делать — скоро осень! — сказал он себе утром. — Может, что выйдет! В
слободе шапок не готовят, а в городе они дороги, а я по дешевке их буду шить из старых
валенок, абы голову человеку грело!
Днем Сват ходил в город — продал сапоги и зипун, — а под вечерний благовест уже был
в слободе. За плечами у него держался мешок, в руках палка от собак, а в кармане
четыре рубля и два гривенника.
— Валушки ношеные, старые, чиненые здесь покупа-аю! — кричал Сват чужим голосом и
озирался на окна и калитки.
Часа два ходил Сват с одной и той же песней — и все зря: ничего не купил. Только раз
высунулась из ворот баба в нижней юбке и с намыленными руками:
— А расколотые утюги не берешь?

— Нет! — сказал Сват.
— А чего же ты берешь?

— Валенки!
— Так кто ж тебе их продаст, на зиму-то глядя! У-у, бестолковый пралич! Ты б утюги
брал аль вьюшки печные чинил!..
— Того не надо мне! — говорил Сват. — Иди стирай подштанники, а меня не учи: я сам
ученый, сученый, крученый, моченый, печеный, драченый… Валушки ношеные, старые,
чиненые — здесь покупа-аю!
Баба пучила на проходимца одеревенелые, напуганные глаза, а потом в сердцах хлопала
калиткой.
«Хлеб только собрали — какая же зима? — думал Сват. — До чего ж тут народ заботлив
— вперед времени идет!»
Филат с Захаром Васильевичем в это время закончили плетень. Но чтобы работнику
вышел полный день и оправдать его ужин, Захар Васильевич нашел дело:
— Филат, прочеши плетень, чтобы он не пушился, а потом к Макару сбегаешь за ведром
— он ушко приделал!

Филат пошел вдоль плетня, чтобы вправить внутрь торчащие хворостины, а иные лишние