Page 39 - Рассказы

уличному — Сват. Хата имела одну комнату и одного жильца.
— Женись! — приставала многосемейная слобода к каждому холостому человеку — и к
Свату. — Не торчи перстом!
— Я те женюсь! — отсекал подстрекателю Сват. — Я сам человек со значением — на что
мне бабье потомство!
Сват был пришедший человек, а не здешний. Поэтому ему досталась нежилая хата на
слободской свалке, где до него жили женатые нищие; но Сват их живо выселил, и
побирушки рассеялись неизвестно куда, а в слободе сразу извелось нищенство.
Такой энергией Сват сразу привлек к себе добродетельных домовладельцев из слободы, и
те больше не боялись ставить молоко в сенцах. А раньше, бывало, нищие ходили и
самовольно выпивали это молоко, поставленное к обеду, и еще многое подъедали, не для
них приготовленное. Понятно — это нехороший порядок, и хозяева развели собак на
каждом дворе, но собаки постепенно привыкли к нищим и не лаяли на них.
Тогда явился Сват и лишил главных нищих жилого призора, отчего они, не ожидая зимы,
выехали в дальнейшие южные города.
Слободская свалка, составлявшая как бы усадьбу дома Свата, была знаменитым местом.
Сам дом Свата был тоже когда-то свалочным жильем без оконных рам, без печки и без
потолка: одни стены и редкая железная крыша. Дом некогда принадлежал неизвестному
бобылю, теперь давно умершему. Слободской староста определил цену этому
беспризорному недвижимому имуществу в восемь рублей сорок три копейки, но в казну
поступают имения лишь дороже десяти рублей — так дом и остался ничьим, а
впоследствии им овладели нищие. Сват хотя и изгнал нищих, но уважал их за одно, что
они привели дом в жилой и гожий вид.
— Да это делалось не от ума, а от зимней вьюги! — объяснял он себе домовитость нищих.

Однако выселенные люди ушли не сразу, а месяца два громили по ночам окна камнями и
поджигали деревянную дверь. Но Сват одиноко выдерживал осаду, а на заре, когда
нищие уставали от штурма и засыпали на близлежащих кучах мусора, Сват делал
вылазку. Он не мстил обездоленным, а только заставлял их исправлять ошибки
неразумного поведения.

— Клюшник! — подходил Сват к которому-нибудь сонному нищему: он их всех изучил
поименно. — Расшивай рублевку — ты оконную раму повредил!

Клюшник сразу догадывался, в чем дело, и поэтому никак не мог проснуться. Баба его
давно проснулась и хлопала глазами от ужаса, а муж ее лежал и притворялся, изредка
бормоча не относящиеся к делу слова. Сват стоял и терпеливо предлагал Клюшнику
уплатить рубль. А нищий то откроет глаза, то закроет — и ничего будто не понимает.
Тогда Сват брал где-нибудь строительный кирпич и швырял им молча в голову нищего,
но так ловко, что кирпич только обжигал воздухом ухо, а в голову не попадал.
— Расшивай рубль, сатана! — грозно гремел огромный Сват.

Жена нищего, визжа и приговаривая, вскакивала и расшивала из захолустий юбки рубль.
Сват, получив причитающееся, отставал и уходил разыскивать в кучах следующего
должника.
Наверно, Сват был раньше метким солдатом или фокусником на деревенских ярмарках,
что так ловко и безвредно мог бить в опасные места.

Отучив нищих, Сват занялся беспримерным делом: отысканием в свалочных кучах
драгоценных вещей. Только чужому, приблудному человеку могло прийти в голову такое
соображение. Ямская слобода жила так бережливо, что стаканы оставались целыми от
деда и завещались будущим людям. Детей же били исключительно за порчу имущества,
и притом били зверски, трепеща от умопомрачительной злобы, что с порчей вещей
погибает собственная жизнь. Так, на потомственном накоплении — только и держалась
слобода. Но Сват не знал, что в слободе люди живут не заработком, а жадностью, и
надеялся сыскать на свалке кое-что общеполезное, чтобы сбывать и кормиться.