Page 88 - Поднятая целина

посторонних размышлений. Деятельный Яков Лукич неожиданно для него самого попал в
родную его сердцу обстановку деловой суеты и вечной озабоченности, лишь с тою
существенной разницей, что теперь он мотался по хутору, в поездках, в делах уже не ради
личного стяжания, а работая на колхоз. Но он и этому был рад, лишь бы отвлечься от черных
мыслей, не думать. Его увлекала работа, хотелось делать, в голове рождались всяческие
проекты. Он ревностно брался за утепление базов, за стройку капитальной конюшни,
руководил переноской обобществленных амбаров и строительством нового колхозного
амбара; а вечером, как только утихала суета рабочего дня и приходило время идти домой,
при одной мысли, что там, в горенке, сидит Половцев, как коршун-стервятник на могильном
кургане, хмурый и страшный в своем одиночестве, — у Якова Лукича начинало сосать под
ложечкой, движения становились вялыми, несказанная усталь борола тело… Он возвращался
домой и, перед тем как повечерять, шел к Половцеву.
— Говори, — приказывал тот, сворачивая цигарку, готовый жадно слушать.
И Яков Лукич рассказывал об истекшем в колхозных делах дне. Половцев обычно
выслушивал молча, лишь единственный раз, после того как Яков Лукич сообщил о
происшедшем распределении среди бедноты кулацкой одежды и обуви, его прорвало; с
бешенством, с клекотом в горле он крикнул:
— Весною глотки повырвем тем, кто брал! Всех этих… всю эту сволочь возьми на
список! Слышишь?
— Список у меня есть, Александр Анисимыч.
— Он у тебя здесь?
— При мне.
— Дай сюда!
Взял список и тщательно снял с него копию, полностью записывая имена, отчества,
фамилии и взятые вещи, ставя против фамилии каждого, получившего одежду или обувь,
крестик.
Поговорив с Половцевым, Яков Лукич шел вечерять, а перед сном опять шел к нему и
получал инструкции: что делать на следующий день.
Это по мысли Половцева Яков Лукич 8 февраля приказал нарядчику второй бригады
выделить четыре подводы с людьми и привезти к воловням речного песку. Песок привезли.
Яков Лукич распорядился начисто вычистить земляные полы воловен, присыпать их песком.
К концу работы на баз второй бригады пришел Давыдов.
— Что это вы с песком возитесь? — спросил он у Демида Молчуна, назначенного
бригадным воловником.
— Присыпаем.
— Зачем?
Молчание.
— Зачем, спрашиваю.
— Не знаю.
— Кто распорядился сыпать здесь песок?
— Завхоз.
— А что он говорил?
— Мол, чистоту блюдите… Выдумляет, сукин сын!
— Это хорошо, факт! Действительно, будет чистота, а то навоз и вонь тут, как раз еще
волы могут заразиться. Им тоже чистоту подавай, так ветеринары говорят, факт. И ты
напрасно, это самое… недовольство выражаешь. Ведь даже смотреть сейчас на воловню
приятно: песочек, чистота, а? Как ты думаешь?
Но с Молчуном Давыдов не разговорился, — отмалчиваясь, тот ушел в мякинник, а
Давыдов, мысленно одобряя инициативу своего завхоза, пошел обедать.
Перед вечером к нему прибежал Любишкин, озлобленно спросил:
— Вместо подстилок быкам, значится, с нонешнего дня песок сыпем?
— Да, песок.