Page 72 - Приглашение на казнь

сам знаю почему, но не знаю тех слов, которые следовало бы
подобрать, чтобы ты поняла, почему я так мучился. Нет этих слов
в том малом размере, который ты употребляешь для своих
ежедневных нужд. Но все-таки я опять попытаюсь: "меня убивают!"
-- так, все разом, еще: "меня убивают!" -- еще раз:
"...убивают!" -- я хочу это так написать, чтобы ты зажала уши,
-- свои тонкокожие, обезьяньи уши, которые ты прячешь под
прядями чудных женских волос, -- но я их знаю, я их вижу, я их
щиплю, холодненькие, мну их в своих беспокойных пальцах, чтобы
как-нибудь их согреть, оживить, очеловечить, заставить услышать
меня. Марфинька, я хочу, чтобы ты настояла на новом свидании, и
уж разумеется: приди одна, приди одна! Так называемая жизнь
кончена, передо мною только скользкая плаха, меня изловчились
мои тюремщики довести до такого состояния, что почерк мой --
видишь -- как пьяный, -- но, ничего, у меня хватит, Марфинька,
силы на такой с тобой разговор, какого мы еще никогда не вели,
потому-то так необходимо, чтобы ты еще раз пришла, и не думай,
что это письмо -- подлог, это я пишу, Цинциннат, это плачу я,
Цинциннат, который собственно ходил вокруг стола, а потом,
когда Родион принес ему обед, сказал:
-- Вот это письмо. Вот это письмо я вас попрошу... Тут
адрес...
-- Вы бы лучше научились, как другие, вязать, -- проворчал
Родион, -- и связали бы мне шарфик. Писатель! Ведь только что
видались -- с женкой-то.

-- Попробую все-таки спросить, -- сказал Цинциннат. --
Есть ли тут, кроме меня и этого довольно навязчивого Пьера,
какие-нибудь еще заключенные?
Родион побагровел, но смолчал.
-- А мужик еще не приехал? -- спросил Цинциннат.
Родион собрался свирепо захлопнуть уже визжавшую дверь,
но, как и вчера, -- липко шлепая сафьяновыми туфлями, дрыгая
полосатыми телесами, держа в руках шахматы, карты, бильбокэ...
-- Симпатичному Родиону мое нижайшее, -- тоненьким голосом
произнес м-сье Пьер и, не меняя шага, дрыгая, шлепая, вошел в
камеру.
-- Я вижу, -- сказал он, садясь, -- что симпатяга понес от
вас письмо. Верно, то, которое вчера лежало тут на столе? К
супруге? Нет, нет -- простая дедукция, я не читаю чужих писем,
хотя, правда, оно лежало весьма на виду, пока мы в якорек
резались. Хотите нынче в шахматы?
Он разложил шерстяную шашечницу и пухлой рукой со
взведенным мизинцем расставил фигуры, прочно сделанные -- по
старому арестантскому рецепту -- из хлебного мякиша, которому
камень мог позавидовать.