Page 72 - Приглашение на казнь
P. 72

сам  знаю почему,  но  не  знаю тех слов,  которые следовало бы
                  подобрать, чтобы ты поняла, почему я так мучился. Нет этих слов
                  в  том  малом  размере,   который  ты  употребляешь  для  своих
                  ежедневных нужд. Но все-таки я опять попытаюсь: "меня убивают!"
                  -- так,   все  разом,   еще:   "меня  убивают!"  --   еще  раз:
                  "...убивают!" --  я хочу это так написать, чтобы ты зажала уши,
                  -- свои  тонкокожие,  обезьяньи уши,  которые  ты  прячешь  под
                  прядями чудных женских волос,  -- но я их знаю, я их вижу, я их
                  щиплю,  холодненькие, мну их в своих беспокойных пальцах, чтобы
                  как-нибудь их согреть, оживить, очеловечить, заставить услышать
                  меня. Марфинька, я хочу, чтобы ты настояла на новом свидании, и
                  уж  разумеется:  приди одна,  приди одна!  Так называемая жизнь
                  кончена,  передо мною только скользкая плаха,  меня изловчились
                  мои  тюремщики довести до  такого состояния,  что почерк мой --
                  видишь --  как пьяный, -- но, ничего, у меня хватит, Марфинька,
                  силы на такой с тобой разговор,  какого мы еще никогда не вели,
                  потому-то так необходимо,  чтобы ты еще раз пришла, и не думай,
                  что это письмо --  подлог,  это я пишу, Цинциннат, это плачу я,
                  Цинциннат,  который собственно ходил  вокруг  стола,  а  потом,
                  когда Родион принес ему обед, сказал:
                       -- Вот  это письмо.  Вот это письмо я  вас попрошу...  Тут
                  адрес...
                       -- Вы бы лучше научились, как другие, вязать, -- проворчал
                  Родион,  --  и связали бы мне шарфик. Писатель! Ведь только что
                  видались -- с женкой-то.

                       -- Попробую все-таки  спросить,  --  сказал Цинциннат.  --
                  Есть  ли  тут,  кроме меня и  этого довольно навязчивого Пьера,
                  какие-нибудь еще заключенные?
                       Родион побагровел, но смолчал.
                       -- А мужик еще не приехал? -- спросил Цинциннат.
                       Родион  собрался свирепо  захлопнуть уже  визжавшую дверь,
                  но,  как и вчера,  --  липко шлепая сафьяновыми туфлями, дрыгая
                  полосатыми телесами, держа в руках шахматы, карты, бильбокэ...
                       -- Симпатичному Родиону мое нижайшее, -- тоненьким голосом
                  произнес м-сье Пьер и,  не меняя шага,  дрыгая, шлепая, вошел в
                  камеру.
                       -- Я вижу, -- сказал он, садясь, -- что симпатяга понес от
                  вас письмо.  Верно,  то,  которое вчера лежало тут на столе?  К
                  супруге?  Нет, нет -- простая дедукция, я не читаю чужих писем,
                  хотя,  правда,  оно лежало весьма на  виду,  пока мы  в  якорек
                  резались. Хотите нынче в шахматы?
                       Он   разложил  шерстяную  шашечницу  и   пухлой  рукой  со
                  взведенным мизинцем расставил фигуры,  прочно  сделанные --  по
                  старому арестантскому рецепту --  из хлебного мякиша,  которому
                  камень мог позавидовать.
   67   68   69   70   71   72   73   74   75   76   77