Page 114 - Прощай оружие
P. 114

крепость, чем гора. Австрийцы укрепляли ее много лет.
                Я хотел сказать, что тактически при военных операциях, связанных с передвижением,
                удерживать в качестве линии фронта горную цепь не имеет смысла, потому что горы
                слишком легко обойти. Здесь нужна максимальная маневренность, а в горах
                маневрировать трудно. И потом, при стрельбе сверху вниз всегда бывают перелеты. В
                случае отхода флангов лучшие силы останутся на самых высоких вершинах. Мне горная
                война не внушает доверия. Я много думал об этом, сказал я. Мы засядем на одной горе,
                они засядут на другой, а как начнется что-нибудь настоящее, и тем и другим придется
                слезать вниз.

                – А что же делать, если граница проходит в горах? – спросил он.
                Я сказал, что это у меня еще не продумано, и мы оба засмеялись. Но, сказал я, в
                прежнее время австрийцев всегда били в четырехугольнике веронских крепостей. Им
                давали спуститься на равнину, и там их били.
                – Да, – сказал Джино. – Но то были французы, а стратегические проблемы всегда легко
                разрешать, когда ведешь бой на чужой территории.
                – Да, – согласился я. – У себя на родине невозможно подходить к этому чисто научно.

                – Русские сделали это, чтобы заманить в ловушку Наполеона.
                – Да, но ведь у русских сколько земли. Попробуйте в Италии отступать, чтобы заманить
                Наполеона, и вы мигом очутитесь в Бриндизи.
                – Отвратительный город, – сказал Джино. – Вы когда-нибудь там бывали?

                – Только проездом.
                – Я патриот, – сказал Джино. – Но не могу я любить Бриндизи или Таранто.

                – А Баинзинду вы любите? – спросил я.
                – Это священная земля, – сказал он. – Но я хотел бы, чтобы она родила больше
                картофеля. Вы знаете, когда мы попали сюда, мы нашли поля картофеля, засаженные
                австрийцами.

                – Что, здесь действительно так плохо с продовольствием? – спросил я.
                – Я лично ни разу не наелся досыта, но у меня основательный аппетит, а голодать все-
                таки не приходилось. Офицерские обеды неважные. На передовых позициях кормят
                прилично, а вот на линии поддержки хуже. Что-то где-то не в порядке. Продовольствия
                должно быть достаточно.

                – Спекулянты распродают его на сторону.
                – Да, батальонам на передовых позициях дают все, что можно, а тем, кто поближе к
                тылу, приходится туго. Уже съели всю австрийскую картошку и все каштаны из
                окрестных рощ. Нужно бы кормить получше. У нас у всех основательный аппетит. Я
                уверен, что продовольствия достаточно. Очень скверно, когда солдатам не хватает
                продовольствия. Вы замечали, как это влияет на образ мыслей?
                – Да, – сказал я. – Это не принесет победы, но может принести поражение.

                – Не будем говорить о поражении. Довольно и так разговоров о поражении. Не может
                быть, чтобы все, что совершилось этим летом, совершилось понапрасну.

                Я промолчал. Меня всегда приводят в смущение слова «священный», «славный»,
                «жертва» и выражение «совершилось». Мы слышали их иногда, стоя под дождем, на
                таком расстоянии, что только отдельные выкрики долетали до нас, и читали их на
                плакатах, которые расклейщики, бывало, нашлепывали поверх других плакатов; но
                ничего священного я не видел, и то, что считалось славным, не заслуживало славы, и
                жертвы очень напоминали чикагские бойни, только мясо здесь просто зарывали в землю.
                Было много таких слов, которые уже противно было слушать, и в конце концов только
   109   110   111   112   113   114   115   116   117   118   119