Page 116 - Прощай оружие

– Откуда у них эти сведения?
– Из штаба дивизии.

– О том, что нужно готовиться к отступлению, тоже сообщили из штаба дивизии.
– Наше начальство – штаб армии, – сказал я. – Но здесь мое начальство – вы. Если вы
велите мне ехать, я поеду. Но выясните точно, каков приказ.
– Приказ таков, что мы должны оставаться здесь. Ваше дело перевозить раненых на
распределительный пункт.
– Нам иногда приходится перевозить и с распределительного пункта в полевые
госпитали, – сказал я. – А скажите, – я никогда не видел отступления: если начинается
отступление, каким образом эвакуируют всех раненых?

– Всех не эвакуируют. Забирают, сколько возможно, а прочих оставляют.
– Что я повезу на своих машинах?
– Госпитальное оборудование.

– Понятно, – сказал я.

На следующую ночь началось отступление. Стало известно, что немцы и австрийцы
прорвали фронт на севере и идут горными ущельями на Чивидале и Удине. Отступали
под дождем, организованно, сумрачно и тихо. Ночью, медленно двигаясь по
запруженным дорогам, мы видели, как проходили под дождем войска, ехали орудия,
повозки, запряженные лошадьми, мулы, грузовики, и все это уходило от фронта. Было не
больше беспорядка, чем при продвижении вперед.

В ту ночь мы помогали разгружать полевые госпитали, которые были устроены в
уцелевших деревнях на плато, и отвозили раненых к Плаве, а назавтра весь день сновали
под дождем, эвакуируя госпитали и распределительный пункт Плавы. Дождь лил упорно,
и под октябрьским дождем армия Баинзиццы спускалась с плато и переходила реку там,
где весной этого года были одержаны первые великие победы.

В середине следующего дня мы прибыли в Горицию. Дождь перестал, и в городе было
почти пусто. Проезжая по улице, мы увидели грузовик, на который усаживали девиц из
солдатского борделя. Девиц было семь, и все они были в шляпах и пальто и с
маленькими чемоданчиками в руках. Две из них плакали. Третья улыбнулась нам,
высунула язык и повертела им из стороны в сторону. У нее были толстые припухлые
губы и черные глаза.
Я остановил машину, вышел и заговорил с хозяйкой. Девицы из офицерского дома
уехали рано утром, сказала она. Куда они направляются? В Конельяно, сказала она.
Грузовик тронулся. Девица с толстыми губами снова показала нам язык. Хозяйка
помахала рукой. Две девицы продолжали плакать. Другие с любопытством оглядывали
город. Я снова сел в машину.
– Вот бы нам ехать вместе с ними, – сказал Бонелло. – Веселая была бы поездка.

– Поездка и так будет веселая, – сказал я.
– Поездка будет собачья.

– Я это и подразумевал, – сказал я. Мы выехали на аллею, которая вела к нашей вилле.
– Хотел бы я быть там, когда эти пышечки расположатся на месте и примутся за дело.

– Вы думаете, они так сразу и примутся?
– Еще бы! Кто же во второй армии не знает этой хозяйки?

Мы были уже перед виллой.
– Ее называют мать игуменья, – сказал Бонелло. – Девицы новые, но ее-то знает каждый.