Page 125 - Хождение по мукам. Сёстры

постояли, поглядели: один, присев, потрогал пальцем шину. Затем оба они
повернулись, – во двор въезжала кухня; из трубы ее мирно шел дымок. Кухня повернула
к казармам, куда лениво побрели и солдаты. Шофер не поднял головы, не обернулся, –
значит, заснул. Телегин, кусая от нетерпения губы, опять стал вслушиваться в
скрипучий голос обвинителя:

«…Вышеназванный штабс-капитан Жуков, с явным намерением угрожая жизни
господина коменданта, предварительно показал ему пять сложенных пальцев, причем
пятый торчал между указательным и средним; этот отвратительный жест, очевидно,
имел целью опорочить честь императорского королевского мундира…»

При этих словах комендант поднялся и, покрывшись багровыми пятнами, подробно
начал объяснять судьям малопонятную историю с пальцами штабс-капитана. Сам Жуков,
плохо понимая по-немецки, изо всей мочи вслушивался, порывался вставить словечко, с
доброй, виноватой улыбкой оглядывался на товарищей и, не выдержав, проговорил по-
русски, обращаясь к обвинителю:

– Господин полковник, позвольте доложить – я ему говорю: за что вы нас, за что?.. По-
немецки не знаю, как выразиться, значит, пальцами ему показываю.
– Молчите, Жуков, – сказал Иван Ильич сквозь зубы.

Председатель постучал карандашом. Обвинитель продолжал чтение.
Описав, каким образом и за какое именно место Жуков схватил коменданта и,
«опрокинув его навзничь, надавливал ему большими пальцами на горло с целью
причинить смерть», полковник перешел к наиболее щекотливому месту обвинения:

«Русские толчками и криками подстрекали убийцу: один из них, именно прапорщик
Иоганн Телегин, услышав шаги бегущих солдат, бросился к месту происшествия,
отстранил Жукова, и только одна секунда отделяла господина коменданта от
смертельной развязки». – В этом месте обвинитель, приостановившись, самодовольно
улыбнулся. – «Но в эту секунду появились дежурные нижние чины, и прапорщик
Телегин успел только крикнуть своей жертве: „Негодяй“.

За этим следовал остроумный психологический разбор поступка Телегина, «как
известно, дважды пытавшегося бежать из плена…». Полковник безусловно обвинял
Телегина, Жукова и Мельшина, который подстрекал к убийству, размахивая перочинным
ножом. Чтобы обострить силу обвинения, полковник даже выгородил Иванова и Убейко,
«действовавших в состоянии умоисступления».

По окончании чтения комендант подтвердил, что именно так все и было. Допросили
солдат; они показали, что первые трое обвиняемых действительно виновны, про вторых
двух – ничего не могут знать. Председательствующий, потерев худые руки, предложил
Иванова и Убейко от обвинения освободить за недоказанностью улик. Багровый офицер,
докуривший до губ сигару, кивнул головой; обвинитель, после некоторого колебания,
тоже согласился. Тогда двое из конвойных вскинули ружья. Телегин сказал: «Прощайте,
товарищи». Иванов опустил голову, Убейко молча, с ужасом взглянул на Ивана Ильича.

Их вывели, и председательствующий предоставил слово обвиняемым.
– Считаете вы себя виновным в подстрекательстве к бунту и в покушении на жизнь
коменданта лагеря? – спросил он Телегина.
– Нет.

– Что же именно вы желаете сказать по этому поводу?
– Обвинение, от первого до последнего слова, – чистая ложь.

Комендант с бешенством вскочил, требуя объяснения, председательствующий знаком
остановил его.

– Больше вы ничего не имеете прибавить к вашему заявлению?
– Никак нет.