Page 79 - Хождение по мукам. Сёстры

– Что вы мне сказали тогда, на дороге?.. – Она сморщила лоб. – Какая война? С кем?
– С немцами.

– Ну, а вы?
– Уезжаю завтра.

Даша ахнула и опять замолчала. Издали, по берегу к ним бежал в полосатой пижаме,
очевидно только что выскочивший из кровати, Николай Иванович, взмахивая газетным
листом, и кричал что-то.
На Ивана Ильича он не обратил внимания. Когда же Даша сказала: «Николай, это мой
самый большой друг», – Николай Иванович схватил Телегина за пиджак и заорал в лицо:
– Дожили, молодой человек. А? Вот вам – цивилизация! А? Это – чудовищно! Вы
понимаете? Это – бред!
Весь день Даша не отходила от Ивана Ильича, была смирная и задумчивая. Ему же
казалось, что этот день, наполненный голубоватым светом солнца и шумом моря,
неимоверно велик. Каждая минута будто раздвигалась в целую жизнь.
Телегин и Даша бродили по берегу, лежали на песке, сидели на террасе и были как
отуманенные. И, не отвязываясь, всюду за ними ходил Николай Иванович, произнося
огромные речи по поводу войны и немецкого засилья.
Под вечер удалось наконец отвязаться от Николая Ивановича. Даша и Телегин ушли
одни далеко по берегу пологого залива. Шли молча, ступая в ногу. И здесь Иван Ильич
начал думать, что нужно все-таки сказать Даше какие-то слова. Конечно, она ждет от
него горячего и, кроме того, определенного объяснения. А что он может пробормотать?
Разве словами выразить то, чем он полон весь? Нет, этого не выразишь.
«Нет, нет, – думал он, глядя под ноги, – если я и скажу ей эти слова, – будет бессовестно:
она не может меня любить, но, как честная и добрая девушка, согласится, если я
предложу ей руку. Но это будет насилие. И тем более не имею права говорить, что мы
расстаемся на неопределенное время, и, по всей вероятности, я с войны не вернусь…»
Это был один из приступов самоедства. Даша вдруг остановилась и, опершись о его
плечо, сняла с ноги туфельку.

– Ах, боже мой, боже мой, – проговорила она и стала высыпать песок из туфли, потом
надела ее, выпрямилась и вздохнула глубоко. – Я буду очень вас любить, когда вы уедете,
Иван Ильич.
Она положила руку ему на шею и, глядя в глаза ясными, почти суровыми, без улыбки,
серыми глазами, вздохнула еще раз, легко:
– Мы и там будем вместе, да?

Иван Ильич осторожно привлек ее и поцеловал в нежные, дрогнувшие губы. Даша
закрыла глаза. Потом, когда им обоим не хватило больше воздуху, Даша отстранилась,
взяла Ивана Ильича под руку, и они пошли вдоль тяжелой и темной воды, лижущей
багровыми бликами берег у их ног.

Все это Иван Ильич вспоминал с неуставаемым волнением всякий раз в минуты тишины.
Бредя сейчас с закинутыми за шею руками, в тумане, по шоссе, между деревьями, он
снова видел внимательный взгляд Даши, испытывал долгий ее поцелуй.
– Стой, кто идет? – крикнул грубый голос из тумана.

– Свой, свой, – ответил Иван Ильич, опуская руки в карманы шинели, и повернул под
дубы к неясной громаде замка, где в нескольких окнах желтел свет. На крыльце кто-то,
увидев Телегина, бросил папироску и вытянулся. «Что, почты не было?» – «Никак нет,
ваше благородие, ожидаем». Иван Ильич вошел в прихожую. В глубине ее, над широкой