Page 84 - Хождение по мукам. Сёстры

– Глыбко, – зябким шепотом проговорил Зубцов откуда-то снизу. – Ребята, подавай
доски…

– Доски, доски давай!
Неслышно и быстро, с рук на руки, стали подавать доски. Прибивать их было нельзя, –
боялись шума. Наложив первые ряды, Зубцов вылез из воды на мостик и вполголоса
приговаривал, стуча зубами:
– Живей, живей подавай… Не спи…

Под мостом журчала студеная вода, жерди колебались. Телегин различал темные
очертания кустов на той стороне, и, хотя это были точно такие же кусты, как и на нашем
берегу, вид их казался жутким. Иван Ильич вернулся на берег, где лежали охотники, и
крикнул резко:

– Вставай!
Сейчас же в беловатых облаках поднялись преувеличенно большие, расплывающиеся
фигуры.
– По одному бегом!..

Телегин повернул к мосту. В ту же минуту, словно луч солнца уперся в туманное облако,
осветились желтые доски, вскинутая в испуге чернобородая голова Зубцова. Луч
прожектора метнулся вбок, в кусты, вызвал оттуда корявую ветвь с голыми сучьями и
снова лег на доски. Телегин, стиснув зубы, побежал через мост. И сейчас же словно
обрушилась вся эта черная тишина, громом отдалась в голове. По мосту с австрийской
стороны стали бить ружейным и пулеметным огнем. Телегин прыгнул на берег и, присев,
обернулся. Через мост бежал высокий солдат, – он не разобрал кто, – винтовку прижал к
груди, выронил ее, поднял руки и опрокинулся вбок, в воду. Пулемет хлестал по мосту,
по воде, по берегу… Пробежал второй, Сусов, и лег около Телегина…
– Зубами заем, туды их в душу!

Побежал второй, и третий, и четвертый, и еще один сорвался и завопил, барахтаясь в
воде…
Перебежали все и залегли, навалив лопатами земли немного перед собой. Выстрелы
исступленно теперь грохотали по всей реке. Нельзя было поднять головы, – по месту, где
залегли охотники, так и поливало, так и поливало пулеметом. Вдруг ширкнуло невысоко
– раз, два, – шесть раз, и глухо впереди громыхнули шесть разрывов. Это с нашей
стороны ударили по пулеметному гнезду.
Телегин и впереди него Василий Зубцов вскочили, пробежали шагов сорок и легли.
Пулемет опять заработал, слева, из темноты. Но было ясно, что с нашей стороны огонь
сильнее, – австрийца загоняли под землю. Пользуясь перерывами стрельбы, охотники
подбегали к тому месту, где еще вчера перед австрийскими траншеями нашей
артиллерией было раскидано проволочное заграждение.
Его опять начали было заплетать за ночь. На проволоках висел труп. Зубцов перерезал
проволоку, и труп упал мешком перед Телегиным. Тогда на четвереньках, без ружья,
перегоняя остальных, заскочил вперед охотник Лаптев и лег под самый бруствер. Зубцов
крикнул ему:
– Вставай, бросай бомбу!

Но Лаптев молчал, не двигаясь, не оборачиваясь, – должно быть, закатилось сердце от
страха. Огонь усилился, и охотники не могли двинуться, – прильнули к земле, зарылись.

– Вставай, бросай, сукин сын, бомбу! – кричал Зубцов. – Бросай бомбу! – И, вытянувшись,
держа винтовку за приклад, штыком совал Лаптеву в торчащую коробом шинель. Лаптев
обернул ощеренное лицо, отстегнул от пояса гранату и вдруг, кинувшись грудью на
бруствер, бросил бомбу и, вслед за разрывом, прыгнул в окоп. – Бей, бей! – закричал
Зубцов не своим голосом…