Page 85 - Хождение по мукам. Сёстры

Поднялись человек десять охотников, побежали и исчезли под землей, – были слышны
только рваные, резкие звуки разрывов.

Телегин метался по брустверу, как слепой, и все не мог отстегнуть гранату, прыгнул
наконец в траншею и побежал, задевая плечами за липкую глину, спотыкаясь и крича во
весь разинутый рот… Увидел белое, как маска, лицо человека, прижавшегося во впадине
окопа, и схватил его за плечи, и человек, будто во сне, забормотал, забормотал…
– Замолчи ты, черт, не трону, – чуть не плача закричал ему в белую маску Телегин и
побежал, перепрыгивая через трупы. Но бой уже кончался. Толпа серых людей,
побросавших оружие, лезла из траншеи на поле. Их пихали прикладами. А шагах в
сорока, в крытом гнезде, все еще грохотал пулемет, обстреливая переправу. Иван Ильич,
протискиваясь среди охотников и пленных, кричал:
– Что же вы смотрите, что вы смотрите!.. Зубцов, где Зубцов?

– Здесь я…
– Что же ты, черт окаянный, смотришь!

– Да разве к нему подступишься?

Они побежали.
– Стой!.. Вот он!
Из траншеи узкий ход вел в пулеметное гнездо. Нагнувшись, Телегин побежал по нему,
вскочил в блиндаж, где в темноте все тряслось от нестерпимого грохота, схватил кого-то
за локти и потащил. Сразу стало тихо, только, борясь, хрипел тот, кого он отдирал от
пулемета.
– Сволочь живучая, не хочет, пусти-ка, – пробормотал сзади Зубцов и раза три ударил
прикладом тому в череп, и тот, вздрагивая, заговорил: «Бу, бу, бу», – и затих… Телегин
выпустил его и пошел из блиндажа.
Зубцов крикнул вдогонку:

– Ваше благородие, он прикованный.
Скоро стало совсем светло. На желтой глине были видны пятна и подтеки крови.
Валялось несколько ободранных телячьих кож, жестянки, сковородки, да трупы,
уткнувшись, лежали мешками. Охотники, разморенные и вялые, – кто прилег, кто ел
консервы, кто обшаривал брошенные австрийские сумки.
Пленных давно уже угнали за реку. Полк переправлялся, занимал позиции, и
артиллерия била по вторым австрийским линиям, откуда отвечали вяло. Моросил
дождик, туман развеяло. Иван Ильич, облокотившись о край окопа, глядел на поле, по
которому они бежали ночью. Поле как поле, – бурое, мокрое, кое-где – обрывки
проволок, кое-где – черные следы подкопанной земли да несколько трупов охотников. И
речка – совсем близко. И ни вчерашних огромных деревьев, ни жутких кустов. А сколько
было затрачено силы, чтобы пройти эти триста шагов!

Австрийцы продолжали отходить, и русские части, не отдыхая, преследовали их до ночи.
Телегину было приказано занять со своими охотниками лесок, синевший на горке, и он
после короткой перестрелки занял его к вечеру. Наспех окопались, выставили
сторожевое охранение, связались со своей частью телефоном, поели что было в мешках,
и под мелким дождем, в темноте и лесной прели, многие заснули, хотя был приказ
поддерживать огонь всю ночь.
Телегин сидел на пне, прислонившись к мягкому от мха стволу дерева. За ворот иногда
падала капля, и это было хорошо, – не давало заснуть. Утреннее возбуждение давно
прошло, и прошла даже страшная усталость, когда пришлось идти верст десять по
разбухшим жнивьям, перелезать через плетни и канавы, когда одеревеневшие ноги
ступали куда попало и распухла голова от боли.
Кто-то подошел по листьям и голосом Зубцова сказал тихо: