Page 88 - Хождение по мукам. Сёстры
P. 88

17
                Все представления о войне как о лихих кавалерийских набегах, необыкновенных маршах
                и геройских подвигах солдат и офицеров – оказались устарелыми. Знаменитая атака
                кавалергардов, когда три эскадрона, в пешем строю, прошли без одного выстрела
                проволочные заграждения, имея во главе командира полка князя Долгорукова,
                шагающего под пулеметным огнем с сигарой во рту и, по обычаю, ругающегося по-
                французски, была сведена к тому, что кавалергарды, потеряв половину состава убитыми
                и ранеными, взяли две тяжелых пушки, которые оказались заклепанными и охранялись
                одним пулеметом.
                Есаул казачьей сотни говорил по этому поводу: «Поручили бы мне, я бы с десятью
                казаками взял это дерьмо».
                С первых же месяцев выяснилось, что доблесть прежнего солдата, – огромного, усатого и
                геройского вида человека, умеющего скакать, рубить и не кланяться пулям, –
                бесполезна. На главное место на войне были выдвинуты техника и организация тыла. От
                солдат требовалось упрямо и послушно умирать в тех местах, где указано на карте.
                Понадобился солдат, умеющий прятаться, зарываться в землю, сливаться с цветом пыли.
                Сентиментальные постановления Гаагской конференции, – как нравственно и как
                безнравственно убивать, – были просто разорваны. И вместе с этим клочком бумаги
                разлетелись последние пережитки никому уже более не нужных моральных законов.
                Так в несколько месяцев война завершила работу целого века. До этого времени еще
                очень многим казалось, что человеческая жизнь руководится высшими законами добра.
                И что в конце концов добро должно победить зло, и человечество станет совершенным.
                Увы, это были пережитки средневековья, они расслабляли волю и тормозили ход
                цивилизации. Теперь даже закоренелым идеалистам стало ясно, что добро и зло суть
                понятия чисто философские и человеческий гений – на службе у дурного хозяина…

                Это было время, когда даже малым детям внушали, что убийство, разрушение,
                уничтожение целых наций – доблестные и святые поступки. Об этом твердили, вопили,
                взывали ежедневно миллионы газетных листков. Особые знатоки каждое утро
                предсказывали исходы сражений. В газетах печатались предсказания знаменитой
                провидицы, мадам Тэб. Появились во множестве гадальщики, составители гороскопов и
                предсказатели будущего. Товаров не хватало. Цены росли. Вывоз сырья из России
                остановился. В три гавани на севере и востоке – единственные оставшиеся продухи в
                замурованной насмерть стране – ввозились только снаряды и орудия войны. Поля
                обрабатывались дурно. Миллиарды бумажных денег уходили в деревню, и мужики уже с
                неохотой продавали хлеб.

                В Стокгольме на тайном съезде членов Оккультной ложи антропософов основатель
                ордена говорил, что страшная борьба, происходящая в высших сферах, перенесена
                сейчас на землю, наступает мировая катастрофа и Россия будет принесена в жертву во
                искупление грехов. Действительно, все разумные рассуждения тонули в океане крови,
                льющейся на огромной полосе в три тысячи верст, опоясавшей Европу. Никакой разум
                не мог объяснить, почему железом, динамитом и голодом человечество упрямо
                уничтожает само себя. Изливались какие-то вековые гнойники. Переживалось наследие
                прошлого. Но и это ничего не объясняло.

                В странах начинался голод. Жизнь повсюду останавливалась. Война начинала казаться
                лишь первым действием трагедии.

                Перед этим зрелищем каждый человек, еще недавно «микрокосм», гипертрофированная
                личность, – умалялся, превращался в беспомощную пылинку. На место его к огням
                трагической рампы выходили первобытные массы.

                Тяжелее всего было женщинам. Каждая, соразмерно своей красоте, очарованию и
                уменью, раскидывала паутинку, – нити тонкие и для обычной жизни довольно прочные.
                Во всяком случае, тот, кому назначено, попадался в них и жужжал любовно.
                Но война разорвала и эти сети. Плести заново – нечего было и думать в такое жестокое
                время. Приходилось ждать лучших времен. И женщины ждали терпеливо, а время
                уходило, и считанные женские годы шли бесплодно и печально.
   83   84   85   86   87   88   89   90   91   92   93