Page 88 - Хождение по мукам. Сёстры
P. 88
17
Все представления о войне как о лихих кавалерийских набегах, необыкновенных маршах
и геройских подвигах солдат и офицеров – оказались устарелыми. Знаменитая атака
кавалергардов, когда три эскадрона, в пешем строю, прошли без одного выстрела
проволочные заграждения, имея во главе командира полка князя Долгорукова,
шагающего под пулеметным огнем с сигарой во рту и, по обычаю, ругающегося по-
французски, была сведена к тому, что кавалергарды, потеряв половину состава убитыми
и ранеными, взяли две тяжелых пушки, которые оказались заклепанными и охранялись
одним пулеметом.
Есаул казачьей сотни говорил по этому поводу: «Поручили бы мне, я бы с десятью
казаками взял это дерьмо».
С первых же месяцев выяснилось, что доблесть прежнего солдата, – огромного, усатого и
геройского вида человека, умеющего скакать, рубить и не кланяться пулям, –
бесполезна. На главное место на войне были выдвинуты техника и организация тыла. От
солдат требовалось упрямо и послушно умирать в тех местах, где указано на карте.
Понадобился солдат, умеющий прятаться, зарываться в землю, сливаться с цветом пыли.
Сентиментальные постановления Гаагской конференции, – как нравственно и как
безнравственно убивать, – были просто разорваны. И вместе с этим клочком бумаги
разлетелись последние пережитки никому уже более не нужных моральных законов.
Так в несколько месяцев война завершила работу целого века. До этого времени еще
очень многим казалось, что человеческая жизнь руководится высшими законами добра.
И что в конце концов добро должно победить зло, и человечество станет совершенным.
Увы, это были пережитки средневековья, они расслабляли волю и тормозили ход
цивилизации. Теперь даже закоренелым идеалистам стало ясно, что добро и зло суть
понятия чисто философские и человеческий гений – на службе у дурного хозяина…
Это было время, когда даже малым детям внушали, что убийство, разрушение,
уничтожение целых наций – доблестные и святые поступки. Об этом твердили, вопили,
взывали ежедневно миллионы газетных листков. Особые знатоки каждое утро
предсказывали исходы сражений. В газетах печатались предсказания знаменитой
провидицы, мадам Тэб. Появились во множестве гадальщики, составители гороскопов и
предсказатели будущего. Товаров не хватало. Цены росли. Вывоз сырья из России
остановился. В три гавани на севере и востоке – единственные оставшиеся продухи в
замурованной насмерть стране – ввозились только снаряды и орудия войны. Поля
обрабатывались дурно. Миллиарды бумажных денег уходили в деревню, и мужики уже с
неохотой продавали хлеб.
В Стокгольме на тайном съезде членов Оккультной ложи антропософов основатель
ордена говорил, что страшная борьба, происходящая в высших сферах, перенесена
сейчас на землю, наступает мировая катастрофа и Россия будет принесена в жертву во
искупление грехов. Действительно, все разумные рассуждения тонули в океане крови,
льющейся на огромной полосе в три тысячи верст, опоясавшей Европу. Никакой разум
не мог объяснить, почему железом, динамитом и голодом человечество упрямо
уничтожает само себя. Изливались какие-то вековые гнойники. Переживалось наследие
прошлого. Но и это ничего не объясняло.
В странах начинался голод. Жизнь повсюду останавливалась. Война начинала казаться
лишь первым действием трагедии.
Перед этим зрелищем каждый человек, еще недавно «микрокосм», гипертрофированная
личность, – умалялся, превращался в беспомощную пылинку. На место его к огням
трагической рампы выходили первобытные массы.
Тяжелее всего было женщинам. Каждая, соразмерно своей красоте, очарованию и
уменью, раскидывала паутинку, – нити тонкие и для обычной жизни довольно прочные.
Во всяком случае, тот, кому назначено, попадался в них и жужжал любовно.
Но война разорвала и эти сети. Плести заново – нечего было и думать в такое жестокое
время. Приходилось ждать лучших времен. И женщины ждали терпеливо, а время
уходило, и считанные женские годы шли бесплодно и печально.