Page 127 - Старик
P. 127

Бог ты мой, я холодею от ужаса. Моя Галя в страхе за кого-то  -  не  за
                  меня! Плачет из-за чужого. Немеющими губами спрашиваю.
                     - Ты так его любишь? - Это странно: будто бы знаю, кого _его_, и  в  то
                  же время не могу понять. Безумно напрягаюсь, стараясь догадаться, кто этот
                  человек, который так хорошо знаком.
                     - Разве не видишь? Без него жить не могу.
                     Вдруг: не Галя, а  Ася.  Это  Ася  в  беседке!  В  саду  дома  уездного
                  воинского начальника. Она меня вызвала запиской. Это уж после
                  возвращения
                  Мигулина из второй, июльской поездки в Москву, после  разговора  в  ЦК,  в
                  Казачьем отделе,  вернулся  ободренный  и  полный  сил  -  Особый  корпус,
                  созданный против повстанцев, теперь утратил значение, фронт перекатился
                  на
                  север, Деникин захватил Донщину, Царицын, Харьков.  Теперь  воевать  не  с
                  повстанцами, а с Деникиным!  Мигулин  формирует  новый  корпус  -
                  Донской
                  казачий. Мы стоим в Саранске. Формирование  идет  потрясающе  медленно.
                  А
                  Шура получил новое назначение: в Реввоенсовет Девятой  армии.  Вот
                  отчего
                  Ася в испуге.
                     -  Ведь  он  единственный  человек,  с  кем  Сергей  Кириллович   может
                  разговаривать! Хотя и с ним спорит... Но остальных на  дух  не  принимает.
                  Остальные - враги.
                     - Так уж и враги?

                     - Враги! - В  глазах  Аси  непреклонность  и  гнев,  мигулинский  гнев.
                  Шепчет: - Нарочно шлют нам... из северных округов... про них известно, они
                  там безобразничали... Он их видеть не может! Ненавидит хуже Деникина!
                     - Куда шлют?
                     - Да все наши политкомы оттуда... Хоперские...
                     Сборы накануне отъезда. Разговор с Шурой в хозяйской комнате, где запах
                  чабреца,  сундуки,  иконы.   Хозяин   сочувственно   расспрашивает:   куда
                  отступили? Где фронт? Почему мировой  пролетариат  дремлет,  не
                  чухается?
                  Будто бы озадачен, но по роже - бритой, ухмыляющейся  -  видно,  что  рад.
                  Вдруг сообщает шепотом:
                     - Я вам, граждане коммунисты, скажу  откровенно,  отчего  у  вас  война
                  неудалая: генералов у вас нет. Книжники  да  конторщики  по  штабам,  а  в
                  главном штабе - Левка очкастый. Разве он против генерала сообразит?
                     Шуре неохота покидать несчастный мигулинский корпус,  но  и  оставаться
                  дольше мочи нет. Верно, верно шипит кулачина: генералов нет. А  если  есть
                  кто, мы их, как грузди, маринуем. Глупость  невероятная.  Любимое
                  Шурино:
                  глупость невероятная. Потому что все усилия Шуры сдвинуть  дело,  все  его
   122   123   124   125   126   127   128   129   130   131   132