Page 127 - Старик

Бог ты мой, я холодею от ужаса. Моя Галя в страхе за кого-то - не за
меня! Плачет из-за чужого. Немеющими губами спрашиваю.
- Ты так его любишь? - Это странно: будто бы знаю, кого _его_, и в то
же время не могу понять. Безумно напрягаюсь, стараясь догадаться, кто этот
человек, который так хорошо знаком.
- Разве не видишь? Без него жить не могу.
Вдруг: не Галя, а Ася. Это Ася в беседке! В саду дома уездного
воинского начальника. Она меня вызвала запиской. Это уж после
возвращения
Мигулина из второй, июльской поездки в Москву, после разговора в ЦК, в
Казачьем отделе, вернулся ободренный и полный сил - Особый корпус,
созданный против повстанцев, теперь утратил значение, фронт перекатился
на
север, Деникин захватил Донщину, Царицын, Харьков. Теперь воевать не с
повстанцами, а с Деникиным! Мигулин формирует новый корпус -
Донской
казачий. Мы стоим в Саранске. Формирование идет потрясающе медленно.
А
Шура получил новое назначение: в Реввоенсовет Девятой армии. Вот
отчего
Ася в испуге.
- Ведь он единственный человек, с кем Сергей Кириллович может
разговаривать! Хотя и с ним спорит... Но остальных на дух не принимает.
Остальные - враги.
- Так уж и враги?

- Враги! - В глазах Аси непреклонность и гнев, мигулинский гнев.
Шепчет: - Нарочно шлют нам... из северных округов... про них известно, они
там безобразничали... Он их видеть не может! Ненавидит хуже Деникина!
- Куда шлют?
- Да все наши политкомы оттуда... Хоперские...
Сборы накануне отъезда. Разговор с Шурой в хозяйской комнате, где запах
чабреца, сундуки, иконы. Хозяин сочувственно расспрашивает: куда
отступили? Где фронт? Почему мировой пролетариат дремлет, не
чухается?
Будто бы озадачен, но по роже - бритой, ухмыляющейся - видно, что рад.
Вдруг сообщает шепотом:
- Я вам, граждане коммунисты, скажу откровенно, отчего у вас война
неудалая: генералов у вас нет. Книжники да конторщики по штабам, а в
главном штабе - Левка очкастый. Разве он против генерала сообразит?
Шуре неохота покидать несчастный мигулинский корпус, но и оставаться
дольше мочи нет. Верно, верно шипит кулачина: генералов нет. А если есть
кто, мы их, как грузди, маринуем. Глупость невероятная. Любимое
Шурино:
глупость невероятная. Потому что все усилия Шуры сдвинуть дело, все его