Page 132 - Старик
P. 132
политработников, политработники вооружены против тов. Мигулина.
Мигулин
негодует на то, что ему, истинному борцу за Социальную революцию,
потерявшему здоровье на фронте, не только не доверяют, но даже стараются
вырывать ему могилу, посылая на него неосновательные, по его мнению,
доносы, вследствие чего Мигулин производит впечатление затравленного
и
отчаявшегося человека. В последнее время тов. Мигулин, боясь ареста или
покушения, держит около себя непосредственную охрану.
Политработники
боятся Мигулина. Красноармейцы в возбужденном состоянии и каждую
минуту
готовы к вооруженной защите Мигулина от "покушения" на него. Мигулин,
по
моему мнению, не похож на Григорьева и далек от авантюры, но
"григорьевщина" подготавливается искусственно. Мигулин может быть
вынужден
на отчаянный жест..."
Темная ростовская глухомань, домишки, заборы, морозная ночь,
мелькание
свечей за теплыми окнами, рождество празднуют, никто о нас не
догадывается. Грохаемся в какой-то проулок, вышибаем калитку. Где
догадаться - мы за день рванули восемьдесят верст! Влетели со стороны
Нахичевани. Как на пир Валтасара. Возле дома, из окна которого свет,
голоса, стоит офицер в башлыке, в длинной шинели, обнимает женщину,
запрокинул страстно, изгибает, клонит, сейчас уронит в снег, а она в
платье, простоволосая. Дверь в дом распахнута, видно, только что выскочили
оттуда, из тепла, на мороз. А я смотрю с крыльца и вижу: это Мигулин и
Ася. "Не сметь!" - кричу. Он дернулся к кобуре, отпрянул от Аси, и я
шашкою сверху, как с коня, коротким страшным ударом; хрипнуло что-то,
как
арбуз под ножом. Только и успел: "А..." Павел Евграфович просыпается от
кошмарного видения и долго не может успокоить сердце. Руки дрожат, все
внутри колотится, во рту сухо. Бог ты мой, угораздило такой ужас и
нелепость - главное, нелепость! - во сне увидеть. Что за черт? Откуда сие?
Это вот что врубилось: освобождение Ростова, как упали на них громом
среди
ясного неба. Под рождество, накануне двадцатого года. И был какой-то дом,
двор, музыка из окна, стрельба вдоль улицы, и офицер с девушкой целуются.
Боец его тут же, в момент порешил. Тот вздумал шум поднять. А молчал бы
-
был бы жив. Вбежали в дом, там все наготове: стол накрыт, вина, закуски,
женщины кричат, граммофон играет...