Page 158 - Старик

разорена! Но вы не вспомнили, критикуя нашу продовольственную
политику,
что города обнищали, что им нечего обменивать на хлеб. Рабочий должен
умереть с голоду, если Советская власть не даст ему хлеба. Явление это
позорное в такой стране, где хлеб в избытке...
Теперь о безобразиях на Дону. Из следственного материала видно, что
безобразия имели место. Но также видно и то, что главные виновники этих
ужасов уже расстреляны. Не надо забывать, что все эти факты совершались
в
обстановке гражданской войны, когда страсти накаляются до предела.
Вспомните французскую революцию и борьбу Вандеи с Конвентом. Вы
увидите,
что войска Конвента совершали ужасные поступки, ужасные с точки
зрения
индивидуального человека. Поступки войск Конвента понятны лишь при
свете
классового анализа. Они оправданы историей, потому что их совершил
новый,
прогрессивный класс, сметавший со своего пути пережитки феодализма и
народного невежества. То же самое и теперь. Вы должны понять...
Мы переживаем величайшие трудности, революция охвачена
железным
кольцом, наша армия выбивается из последних сил, чтобы удержать
октябрьские завоевания. Наша армия начинает изживать ту разнузданность,
которая раньше процветала в красноармейских частях, когда каждый

начальник
действовал самочинно, кустарническим способом... Мигулинщина, какими
бы
маниловскими словечками она ни прикрывалась, есть выражение этой
разнузданности кустарнического периода.
Перед нами преступник, болтающий о счастье человечества, а на деле
открывающий Мамонтову дорогу на Москву. К таким людям у нас не должно
быть
жалости. Сор мелкобуржуазной идеологии должен быть сметен с пути
революции
и Красной Армии. Я считаю, что по отношению к Мигулину и его
соучастникам
должна быть применена самая суровая кара...
Я требую для Мигулина, всего командного состава и всех комиссаров и
коммунистов, шедших с ним, расстрела".
Потом защитник Стремоухов: не похожий ни на кого, пожалуй,
довоенный,
допотопный, в пенсне. Он толст, что тоже необыкновенно, говорит с
одышкой.