Page 118 - Рассказы
P. 118

Спирька вскинул ружье.
                     Сергей Юрьевич мертвенно побледнел…
                     И  тут  вдруг  закричала  Ирина  Ивановна,  да  так  ужасно,  так  громко,  неистово,
               требовательно, так не похоже на себя – такую маленькую, умненькую, с теплыми мягкими
               губами  –  как-то  уж  совсем  нечеловечески  горько,  отчаянно.  И  свалилась  с  кровати,  и
               поползла, протягивая руки…
                     – Не  надо!  О-о-о-й!  Не  надо!  О-о-й!.. –  И  хотела  схватить  за  ружье  -на  коленях  –
               хотела…
                     Тут  Сергей  Юрьевич  прыгнул  на  Спирьку,  широко  расставив  руки,  И  получил  удар
               прикладом в грудь, и свалился.
                     – Родно-ой!..  Не  надо! –  выла  маленькая  женщина.  Похоже,  что  она  забыла  имя
               Спирьки.– О-о-й!..
                     В избе, за дверью, всполошились старики, тоже заорали.
                     – Не  надо!! –  кричала  женщина,  и  мотала  головой,  и  все  хотела  обнять  его  ног  и
               ползала без трусов – рубашка сбилась ей на спину, она не замечала того – в хотела поймать
               ноги Спирьки.
                     Спирька  растерялся,  отпинывал  женщину…  И  как-то  ясно  вдруг  понял:  если  сейчас
               выстрелит, то выстрел этот потом ни замолить, ни залить вином нельзя будет. Если бы она
               хоть не так выла!.. Сколько, однако, силы в ней!
                     – Мать вашу!..– заругался Спирька.
                     Вышел  из  горницы  и  пошагал  прочь  от  темного  дома.  Он  как-то  сразу  вдруг  очень
               устал. Вспомнилась мать, и он побежал, чтоб убежать от этой мысли – о матери. От всяких
               мыслей, Вспомнилась еще Ирина Ивановна, голенькая, и жалость и любовь к ней обожгли
               сердце. И легко на минуту стало – что не натворил беды. Господи, как ревела!.. А как бы она
               потом  убивалась  над  покойным  мужем!  И  опять  –  мать…  Вот  кто  взвоет-то!  Спирька
               побежал скорее. Прибежал на кладбище, сел на землю. Темно было, Он приладил стволы к
               сердцу…  Дотянулся  до  курков,  Подумал:  "Ну!..  Все?!"  Пальцы  нащупали  две  холодные
               тоненькие скобочки…
                     "Счас толканет",– опять подумал. И вдруг ясно увидел, как лежит он, с развороченной
               грудью, раскинув руки, глядя пустыми глазами в ясное утреннее небо… Взойдет солнце, и
               над ним, холодным, зажужжат синие мухи, толстые, жадные. Потом сбегутся всей деревней
               – смотреть. Кто-нибудь скажет: "Надо прикрыть, что ли". Как… Тьфу! Спирька содрогнулся.
               Сел. "Погоди-ка, милок, погоди. Стой, фраер, не суетись!  Я тебя спрашиваю:  в чем дело?
               Господи! – отметелили. Тебя что, никогда не били? В чем же дело?!"
                     – В чем дело? – спросил вслух Спирька.– А? – Брезгливо, с опаской отстранил от себя
               стволы,  перехватил  ружье,  осторожно  спустил  курки.  Глубоко  и  радостно  вздохнул.  И
               заговорил  громко,  дурашливо,  испытывая  большое  облегчение  и  радость:  –  В  чем  дело,
               Спиря? А? А-я-я-я-яй! Как же так? Побили мальчика? Побили… Больно, да? Хотел себе в
               лобик – пук!.. Ну и фраер! – Спирька даже засмеялся и схватился за губу: губы треснули от
               учителева рычага, стало больно, когда засмеялся.– Что ты? Что ты? Что ты? (Разбитый рот
               выговаривал: "фто ты? фто ты?") Разве так можно? А-я-я-я-яй! Нехорофо. Ну, побили… а ты
               сразу… стреляться, О-о!
                     Спирька лег спиной на прохладную землю, раскинул руки… Вот так он завтра лежал
               бы.  Там,  где  сейчас  стучит  сердце  –  Спирька  приложил  ладонь  к  груди,–  здесь  была  бы
               рваная дыра от двух зарядов – больше шапки. Может, загорелся бы, и истлели бы пиджак и
               рубаха.  Голый  лежал  бы…  О,  курва,  смотреть  же  противно!  Спирька  сел,  закурил,  с
               наслаждением  затянулся.  Так  торопился  засадить  в  себя  эти  два  заряда,  что  и  покурить
               напоследок не догадался. Даже те, кого расстреливают, Спирька слышал, просят покурить в
               последний раз. Вспомнилась маленькая девочка, племянница Спирьки: когда она чувствует,
               что  отцу  надоело  уже  возить  ее  на  горбу,  она  смешно-просительно  морщит  мордочку  и
               говорит: "Посений язок! Ну посений язочек!" Спирька засмеялся, вспомнив девочку. Опять
               лег, курил, смотрел на звезды; и показалось, что они чуть звенят в дрожи  – тонким-тонким
   113   114   115   116   117   118   119   120   121   122   123