Page 158 - Рассказы
P. 158

– вот уж упрямый народишко! И возьми даже своих ученых людей  – агрономов, учителей:
               нет зазнавитее человека, чем свой, деревенский же, но который выучился в городе и опять
               приехал сюда. Ведь она же идет, она же никого не видит! Какого бы она малого росточка ни
               была, а все норовит выше людей глядеть. Городские, те как-то умеют, собаки, и культуру
               свою показать, и никого не унизить. Он с тобой, наоборот, первый поздоровается.
                     – Так… Ну ладно,– сказал Алеша.– Пойду.
                     И  Алеша  пошел  в  баню.  Очень  любил он  пройти из  дома  в  баню  как  раз при такой
               погоде,  когда  холодно  и  сыро.  Ходил  всегда в  одном  белье,  нарочно  шел  медленно,  чтоб
               озябнуть.  Еще  находил  какое-нибудь  заделье  по  пути:  собачью  цепь  распутает,  пойдет
               воротца хорошенько прикроет. Это чтоб покрепче озябнуть.
                     В предбаннике Алеша разделся донага, мельком оглядел  себя  –  ничего, крепкий еще
               мужик.  А  уж  сердце  заныло  –  в  баню  хочет.  Алеша  усмехнулся  на  свое  нетерпение. Еще
               побыл маленько в предбаннике… Кожа покрылась пупырышками, как тот самый крепдешин,
               хэх… Язви тебя в душу, чего только в жизни не бывает! Вот за что и любил Алеша субботу:
               в субботу он так много размышлял, вспоминал, думал, как ни в какой другой день. Так за
               какие же такие великие ценности отдавать вам эту субботу? А?

                                         Догоню, догоню, догоню,
                                         Хабибу догоню!..

                     – пропел Алеша негромко, открыл дверь и ступил в баню.
                     Эх, жизнь!.. Была в селе общая баня, и Алеша сходил туда разок – для ощущения. Смех
               и грех! Там как раз цыгане мылись. Они не мылись, а в основном пиво пили. Мужики ворчат
               на  них,  а  они  тоже  ругаются:  "Вы  не  понимаете,  что  такое  баня!"  Они  понимают!  Хоть,
               впрочем, в такой-то бане, как общая-то, только пиво и пить сидеть. Не баня, а недоразумение
               какое-то. Хорошо еще не в субботу ходил; в субботу истопил свою и смыл к чертовой матери
               все воспоминания об общественной бане.
                     …И  пошла  тут  жизнь-вполне  конкретная,  но  и  вполне  тоже  необъяснимая-до  краев
               дорогая  и  родная.  Пошел  Алеша  двигать  тазы,  ведра…–  стал  налаживать  маленький
               Ташкент.  Всякое  вредное  напряжение  совсем  отпустило  Алешу,  мелкие  мысли  покинули
               голову, вселилась в душу некая цельность, крупность, ясность  – жизнь стала понятной. То
               есть она была рядом, за окошечком бани, но Алеша стал недосягаем для нее, для ее суетни и
               злости, он стал большой и снисходительный. И любил Алеша – от полноты и покоя – попеть
               пока, пока еще не наладился париться. Наливал в тазик воду, слушал небесно-чистый звук
               струи  и  незаметно  для  себя  пел  негромко.  Песен  он  не  знал:  помнил  только  кое-какие
               деревенские  частушки  да  обрывки  песен,  которые  пели  дети  дома.  В  бане  он  любил
               помурлыкать частушки.

                                         Погляжу я по народу -
                                         Нет моёго милого,

                     – спел Алеша, зачерпнул еще воды.

                                         Кучерявый чуб большой,
                                         Как у Ворошилова.

                     И еще зачерпнул, еще спел:

                                         Истопила мама баню,
                                         Посылает париться.
                                         Мне, мамаша, не до бани -
                                         Миленький венчается.
   153   154   155   156   157   158   159   160