Page 22 - Рассказы

учиться-то, да я бы… Ладно. Рази бы тут курочками пахло! Ведь это я самоучкой уж достиг
– счетоводом-то, потом бухгалтером. А поучи-ка меня годов десять, как этих лоботрясов
нынче, да я бы… не знаю… Эх-х! Ладно.– Баеву правда горько, у него даже глаза слезились,
он утирал их согнутым указательным пальцем.– Чего теперь. Обидно, конечно… Ведь вот
счас уж дело прошлое – ты подумай только, какие я дела пропускал через свои руки! Ведь
меня ревизором в другие районы посылали! Еду, бывало, и думаю: знали бы они, что у меня
всего-то полтора класса ЦПШ, как у нас шутил один: церковноприходской школы. Полторы
зимы побегал всего-то, а вы меня – на других ревизором! Молчал уж…
– А ведь вот дал же бог такое стремление – учиться! – неподдельно уважительно
заметила Марья.– Откуда бы такое стремление?
– Наблюдательность,– пояснил Баев.– Я вот, как себя помню, всегда был очень
наблюдательный. Еше карапуз был, а, бывало, зайду по колено в воду – озерко за деревней
было, помнишь? Раменское называлось,– залезу и стою. По полдня торчал неподвижно –
наблюдал, чево в воде происходит. Это уж от бога. Это уж не от людей. От родителя моего я
мог только пинка получить заместо совета разумного.
– Надо же,– с уважением опять сказала Марья.– А мне вот – хоть бы что! Больше
играть любила на улице. По целым дням, бывало, не загонялась!
– Я уж, грешным делом, думаю…– Баев даже оглянулся и заговорил тише.– Я уж
думаю: не прислала ли меня мать-покойница с кем другим?
– Господь с тобой! – воскликнула Марья, но тоже негромко воскликнула и тоже чуть
было не оглянулась.– Тетка Анисья-то! Да ты что, ферапонтыч… Господи! Да ты и
похожий-то на отца. Только ты посытей да без бороды, а так-то… Да что ты, бог с тобой! Да
с кем же она могла?
– Ну!..– Баев полез опять за пузырьком.– А в кого я такой башковитый? Я вот думаю:
мериканцы-то у нас тут тада рылись – искали чего-то в горах… Шут его знает! Они же…
это… народишко верткий.
– Дак, а похож-то?
– Ну!.. Похож! Потрись с малых лет возле человека – будешь похож. Собака вон на
хозяина и то становится похожая, а человек-то… Шут его знает! Может, и грех на душу
беру. Но шибко уж у нас с им… противоположные взгляды. Вот чую сердцем: не
крестьянского я замеса. Сроду меня не тянуло пахать или там сеять… ни к какой
крестьянской работе. И к вину никогда не манило.– Баев не то что оголтело утверждал, что
он не крестьянского рода, а скорей размышлял и сомневался.– Ведь если так-то подумать:
куда же это все во мне подевалось? Должен же я стремиться землю иметь или там… буянить
на праздники. Нет! В огороде своем собственном копаться не люблю! Вот в конторе
посиживать-это по мне…
– Дак оно бы и все-то так посиживали – в тепле да на почете,– вставила Марья.
– Садись! – воскликнул с сердцем Баев.– Чево ж ты тут заместо мужика торчишь
ночами? Садись в контору и посиживай.
– Посиживай…
– Во-от! Голову надо иметь? Вот я про голову и говорю. Откуда она у меня, у
крестьянского выходца!
– Ну что же, уж из мужиков и людей больших не было? Вон в войну…
– В войну-у! – перебил Баев.– С наганами-то бегать да горло драть – это еше не самая
великая мудрость. Мало у нас их было, горлопанов! Одного Ваню Кысу возьми… С
малолетства на ножах ходил. Из тюрьмы не вылазил, сердешный. А тоже – храбрец из
храбрецов считался…
– Ну сравнил!
– Ну а как же? Уж куда храбрей Кысы-то?.. Был ли кто?
– Кыса – разбойник. Разбойник, он разбойник и есть. Я про хороших мужиков говорю.
Вон Иван Козлов… Был простой солдат, а стал командиром. Орденов сколько, фотокарточку
тада присылал, мы всей деревней смотреть бегали.