Page 69 - Рассказы

дома с женой и тещей.
Веня приезжает из рейса и обнаруживает, что деньги, которые копились ему на
кожаное пальто, жена Соня все ухайдакала себе на шубу из искусственного каракуля. Соня
объяснила так:
– Понимаешь, выбросили – все стали хватать… Ну, я подумала, подумала – и тоже
взяла. Ничего, Вень?
– Взяла? – Веня зло сморщился.– Хорошо, хоть сперва подумала, потом уж взяла.–
Венина мечта – когда-нибудь надеть кожанку и пройтись в выходной день по селу в ней
нараспашку – отодвинулась далеко.– Спасибо. Подумала об муже… твою мать-то.
– Чего ты?
– Ничего, все нормально. Спасибо, говорю.
– Чего лаешься-то?
– Кто лается? Я говорю, все нормально! Ты же вон какая оборванная ходишь, надо,
конечно, шубу… Вы же без шубы не можете. Как это вам без шубы можно!.. Дармоеды.
Соня, круглолицая, толстомясая, побежала к матери жаловаться.
– Мам, ты гляди-ка, што он вытворяет – за шубу-то начал обзывать по-всякому! – Соне
тридцать уже, а она все, как маленькая, бегала к маме жаловаться.– Дармоеды, говорит!
Из горницы вышла теща, тоже круглолицая, шестидесятилетняя, крепкая здоровьем,
крепкая нравом, взглядом на жизнь,– вообще, вся очень крепкая.
– Ты что это, Вениамин? – сказала она с укоризной.– Другой бы муж радовался…
– А я радуюсь! Я до того рад, что хоть впору заголиться да улочки две дать по селу – от
радости.
– Если недопонимаешь, то слушай, што говорят! – повысила голос теща.Красивая,
нарядная жена украшает мужа. А уж тебе-то надо об этом подумать – не красавец.
Веня в самом деле не был красавцем (маловат ростом, худой, белобрысый… И
вдобавок хромой: подростком был прицепщиком, задремал ночью на прицепе, свалился в
борозду, и его шаркнуло плугом по ноге), и, когда ему напоминали об этом – что не
красавец,– Веню трясло от негодования.
– Ну да, вы-то, конечно, понимаете, как надо украшать людей! Вы уж двух
украсили…– И тесть Вени, и бывший муж Сони сидели. Тесть – за растрату, муж Сони – за
пьяную драку. Слушок по селу ходил – Лизавета Васильевна, теща, помогла посадить и мужа
и зятя.
– Молчать! – строго осадила Лизавета Васильевна.– А то договоришься у меня!..
Молокосос. Сопляк.
Веня взмыл над землей от ярости… И сверху, с высоты, окружил ястребом на тещу.
– А ты чего это голос-то повышаешь?! Ты чего тут голос-то повышаешь?! Курва
старая…
Соня еще не поняла, что за это можно сажать. Она только очень обиделась за мать.
– Ох, молодой…– воскликнула она.– Да тебе двадцать восемь, а от тебя уж козлиным
потом пахнет.
Теща, напротив, поняла, что за это уже можно сажать.
– Так… Как ты сказал? Курва? Хорошо! Курва?.. Хорошо. При свидетелях.-Она
побежала в горницу – писать заявление в милицию.– Ты у меня получишь за курву! –
громко, с дрожью в голосе говорила она оттуда.– Ты у меня получишь!..
– Давай, давай, пиши, тебе не привыкать.– Веня слегка струсил вообще-то. Черт ее
знает, она со всем районным начальством в знакомстве.Тебе посадить человека – раз
плюнуть.
– Я первые колхозы создавала, а ты мне – курва! – громко закричала теща, появляясь в
дверях.
– А про меня в газете писали, што я, хромой, на машине работаю! – тоже закричал
Веня. И постучал себя в грудь кулаком.– У меня пятнадцать лет трудового стажу!
– Ничего, он тебе там пригодится.