Page 142 - Тихий Дон
P. 142

Остальные  молчали,  зажатые  в  кулаке  одного  чувства.  Григорий  прислушивался  к
               учащенному бою сердца (будто кто-то маленький, но тяжелый, там, в левой стороне груди,
               делал  бег  на  месте)  и  сознавал,  что  владеет  им  совсем  иное  чувство  при  взгляде  на  этих
               чужих людей, чем то, которое испытывал он на маневрах, видя «противника».
                     Сотник  делал  в  полевой  книжке  какие-то  отметки  карандашом.  Вахмистр  согнал  с
               холма казаков, спешил их, поднялся к сотнику. Тот поманил Григория пальцем:
                     — Мелехов!
                     — Я.
                     Григорий  поднялся  на  холм,  разминая  затекшие  ноги.  Сотник подал  ему  сложенную
               вчетверо бумажку.
                     — У тебя лошадь добрей остальных. К командиру полка наметом.
                     Григорий спрятал в грудной карман бумагу, сошел к лошади, спуская на подбородок
               ремень фуражки.
                     Сотник  глядел  ему  вслед,  выждал,  пока  Григорий  сел  на  коня,  и  кинул  взгляд  на
               решетку ручных часов.
                     Полк подтягивался к Королевке, когда Григорий прискакал с донесением.
                     Полковник Каледин отдал распоряжение адъютанту, и тот запылил к первой сотне.
                     Четвертая сотня текла по Королевке и быстро, как на ученье, развернулась за околицей.
               От холма подскакал с казаками третьего взвода сотник Семенов.
                     Сотня  выравнивала  подкову  построения.  Кони  мотали  головами:  жалил  слепень;
               позвякивали  уздечки.  В  полуденной  тиши  глухо  гудел  топот  первой  сотни,  проходившей
               последние дворы деревни.
                     Подъесаул  Полковников  на  переплясывающем  статном  коне  выскакал  перед  строй;
               туго  подбирая  поводья,  продел  руку  в  темляк.  Григорий,  задерживая  дыхание,  ждал
               команды. На левом фланге мягко грохотала первая сотня, разворачиваясь, готовясь.
                     Подъесаул вырвал из ножен шашку, клинок блекло сверкнул голубизной.
                     — Со-о-от-ня-а-а-а-а! —  Шашка  накренилась  вправо,  влево  и  упала  вперед,
               задержавшись  в  воздухе  повыше  торчмя  поднятых  ушей  коня.  «Рассыпаться  лавой,  и
               вперед», —  в  уме  перевел  Григорий  немую  команду. —  Пики  к  бою,  шашки  вон,  в  атаку
               марш-марш! — обрезал есаул команду и выпустил коня.
                     Глухо охнула земля, распятая под множеством копыт. Григорий едва успел  опустить
               пику  (он  попал  в  первый  ряд),  как  конь,  захваченный  хлынувшим  потоком  лошадей,
               рванулся  и  понес,  забирая  вовсю.  Впереди  рябил  на  сером  фоне  поля  подъесаул
               Полковников.  Неудержно  летел  навстречу  черный  клин  пахоты.  Первая  сотня  взвыла
               трясучим  колеблющимся  криком,  крик  перенесло  к  четвертой  сотне.  Лошади  в  комок
               сжимали ноги и пластались, кидая назад сажени. Сквозь режущий свист в ушах Григорий
               услышал  хлопки  далеких  еще  выстрелов.  Первая  цвинькнула  где-то  высоко  пуля,  тягучий
               свист  ее  забороздил  стеклянную  хмарь  неба.  Григорий  до  боли  прижимал  к  боку  горячее
               древко пики,  ладонь  потела,  словно  смазанная  слизистой  жидкостью.  Свист  перелетавших
               пуль  заставлял  его  клонить  голову  к  мокрой  шее  коня,  в  ноздри  ему  бил  острый  запах
               конского  пота.  Как  сквозь  запотевшие  стекла  бинокля,  видел  бурую  гряду  окопов,  серых
               людей,  бежавших  к  городу.  Пулемет  без  передышки  стлал  над  головами  казаков  веером
               разбегающийся визг пуль; они рвали впереди и под ногами лошадей ватные хлопья пыли.
                     В середине грудной клетки Григория словно одубело то, что до атаки суетливо гоняло
               кровь, он не чувствовал ничего, кроме звона в ушах и боли в пальцах левой ноги.
                     Выхолощенная страхом мысль путала в голове тяжелый, застывающий клубок.
                     Первым упал с коня хорунжий Ляховский. На него наскакал Прохор.
                     Оглянувшись,  Григорий  запечатлел  в  памяти  кусочек  виденного:  конь  Прохора,
               прыгнув  через  распластанного  на  земле  хорунжего,  ощерил  зубы  и  упал,  подогнув  шею.
               Прохор слетел с него, выбитый из седла толчком. Резцом, как алмазом на стекле, вырезала
               память Григория и удержала надолго розовые десны Прохорова коня с ощеренными плитами
               зубов,  Прохора,  упавшего  плашмя,  растоптанного  копытами  скакавшего  сзади  казака.
   137   138   139   140   141   142   143   144   145   146   147