Page 140 - Тихий Дон

наволочках, разную рухлядь, а хозяин заботливо нес сломанный обод колеса, никому не
нужный, пролежавший на погребице, быть может, десяток лет.
Григорий дивился бестолковости баб, тащивших в телеги цветочные горшки, иконы и
оставлявших в хатах вещи необходимые и ценные. По улице метелицей стлался
выпущенный кем-то из перины пух. Воняло пригорелой сажей и погребным затхлым
душком. На выезде попался им бежавший навстречу еврей. Тонкая, словно разрезанная
шашкой, щель его рта раззявлена криком:
— Господин козак! Господин козак! Ах, бож-ж-же ж мой!
Маленький круглоголовый казак ехал рыском, помахивал плетью, не обращая на крик
внимания.
— Стой! — крикнул казаку подъесаул из второй сотни.
Казак пригнулся к луке и нырнул в проулок.
— Стой, мерзавец! Какого полка?
Круглая голова казака припала к конской шее. Он, как на скачках, повел коня бешеным
наметом, у высокого забора поднял его на дыбы и ловко перемахнул на ту сторону.
— Тут девятый полк, ваше благородие. Не иначе, с ихнего полка, — рапортовал
подъесаулу вахмистр.
— Черт с ним. — Подъесаул поморщился и — обращаясь к еврею, припавшему к
стремени: — Что он у тебя взял?
— Господин офицер… часы, господин офицер!.. — Еврей, поворачивая к подъехавшим
офицерам красивое лицо, часто моргал глазами.
Подъесаул, отводя ногой стремя, тронулся вперед.
— Немцы придут, все равно заберут, — улыбаясь в усы, отъезжая, проговорил он.
Еврей растерянно стоял посреди улицы. По лицу его блуждала судорога.
— Дорогу, пане жидове! — строго крикнул командир сотни и замахнулся плетью.
Четвертая сотня прошла мимо него в дробной стукотени копыт, в скрипе седел. Казаки
насмешливо косились на растерянного еврея, переговаривались:
— Наш брат жив не будет, чтоб не слямзить.
— К казаку всяка вещь прилипает.
— Пущай плохо не кладет.
— А ловкач энтот…
— Ишь махнул через забор, как борзой кобель!
Вахмистр Каргин приотстал от сотни и под смех, прокатившийся по рядам казаков,
опустил пику.
— Беги, а то заколю!..
Еврей испуганно зевнул и побежал. Вахмистр догнал его, сзади рубанул плетью.
Григорий видел, как еврей споткнулся и, закрывая лицо ладонями, повернулся к вахмистру.
Сквозь тонкие пальцы его цевкой брызнула кровь.
— За что?.. — рыдающим голосом крикнул он.
Вахмистр, масля в улыбке круглые, как казенные пуговицы, коршунячьи, глаза,
ответил, отъезжая:
— Не ходи босой, дурак!
За деревней в лощине, поросшей желтыми кувшинками и осокой, саперы доканчивали
просторный мосток. Неподалеку стоял, гудя и сотрясаясь, автомобиль. Около него суетился
шофер. На сиденье, откинувшись, полулежал толстый седой генерал, с
бородкой-эспаньолкой и вислыми сумками щек. Возле, держа под козырек, стояли командир
12-го полка полковник Каледин и командир саперного батальона. Генерал, турсуча рукой
ремень полевой сумки, гневно выкрикивал, адресуясь к саперному офицеру:
— Вам приказано еще вчера закончить работу. Молчать! О подвозе строительного
материала вы должны были озаботиться раньше. Молчать! — гремел генерал, несмотря на то
что офицер, замкнув рот, только дрожал губами. — А теперь как мне проехать на ту
сторону?.. Я вас спрашиваю, капитан, к-а-ак мне проехать?