Page 145 - Тихий Дон

препятствуй и над верой не насмехайся. Совестно так-то и грех!
Степан замолчал, улыбаясь; сглаживая неловкость, Аникушка спросил у деда:
— Там, в молитве, про рогатину есть и про стрелу. Это к чему?
— Молитва при набеге — это ишо не в наши времена сложенная. Деду моему,
покойнику, от его деда досталась. А там, может, ишо раньше была она. В старину-то с
рогатинами воевать шли да с сагайдаками.
Списывали молитвы на выбор, кому какая приглянется.

МОЛИТВА ОТ РУЖЬЯ
Господи, благослови. Лежит камень бел на горе, что конь. В камень нейдет
вода, так бы и в меня, раба божия, и в товарищей моих, и в коня моего не шла
стрела и пулька. Как молот отпрядывает от ковалда, так и от меня пулька
отпрядывала бы; как жернова вертятся, так не приходила бы ко мне стрела,
вертелась бы. Солнце и месяц светлы бывают, так и я, раб божий, ими укреплен. За
горой замок, замкнут тот замок, ключи в море брошу под бел-горюч камень Алтор,
не видный ни колдуну, ни колдунице, ни чернецу, ни чернице. Из океан-моря вода
не бежит, и желтый песок не пересчитать, так и меня, раба божия, ничем не взять.
Во имя отца, и сына, и святого духа. Аминь.

МОЛИТВА ОТ БОЯ
Есть море-океан, на том море-океане есть бедный камень Алтор, на том
камне Алторе есть муж каменный тридевять колен. Раба божьего и товарищей
моих каменной одеждой одень от востока до запада, от земли до небес; от вострой
сабли и меча, от копья булатна и рогатины, от дротика каленого и некаленого, от
ножа, топора и пушечного боя; от свинцовых пулек и от метких оружий; от всех
стрел, перенных пером орловым, и лебединым, и гусиным, и журавлиным, и
деркуновым, и вороновым; от турецких боев, от крымских и австрийских,
нагонского супостата, татарского и литовского, немецкого, и шилинского, и
калмыцкого. Святые отцы и небесные силы, соблюдите меня, раба божьего. Аминь.

МОЛИТВА ПРИ НАБЕГЕ
Пречистая владычица святая богородица и господь наш Иисус Христос.
Благослови, господи, набеги идучи раба божьего и товарищей моих, кои со мною
есть, облаком обволоки, небесным, святым, каменным твоим градом огради.
Святой Дмитрий Солунский, ущити меня, раба божьего, и товарищей моих на все
четыре стороны: лихим людям не стрелять, ни рогаткою колоть и ни бердышем
сечи, ни колоти, ни обухом прибита, ни топором рубити, ни саблями сечи, ни
колоти, ни ножом не колоти и не резати ни старому и ни малому, и ни смуглому, и
ни черному; ни еретику, ни колдуну и ни всякому чародею. Все теперь предо
мною, рабом божьим, посироченным и судимым. На море на океане на острове
Буяне стоит столб железный. На том столбе муж железный, подпершися посохом
железным, и заколевает он железу, булату и синему олову, свинцу и всякому
стрельцу: «Пойди ты, железо, во свою матерь-землю от раба божья и товарищей
моих и коня моего мимо. Стрела древоколкова в лес, а перо во свою матерь-птицу,
а клей в рыбу». Защити меня, раба божья, золотым щитом от сечи и от пули, от
пушечного боя, ядра, и рогатины, и ножа. Будет тело мое крепче панциря. Аминь.

Увезли казаки под нательными рубахами списанные молитвы. Крепили их к гайтанам,
к материнским благословениям, к узелкам со щепотью родимой земли, но смерть пятнила и
тех, кто возил с собою молитвы.
Трупами истлевали на полях Галиции и Восточной Пруссии, в Карпатах и Румынии —
всюду, где полыхали зарева войны и ложился копытный след казачьих коней.