Page 137 - Тихий Дон
P. 137

— Добришша! Как возвернусь домой, зараз же на поля.
                     — Да ить дело стоит!
                     — Скажи на милость, что начальство думает? У меня ить более ста десятин посеву.
                     — Тимошка! Перекажи нашим, мол, завтра вернемся.
                     — Никак, афишку читают? Айда туда.
                     Площадь гомонила допоздна.
                     Через  четыре  дня  красные  составы  увозили  казаков  с  полками  и  батареями  к
               русско-австрийской границе.
                     Война…
                     В приклетях у кормушек — конский сап и смачный запах навоза. В вагонах — те же
               разговоры, песни, чаще всего:
                     Всколыхнулся, взволновался Православный тихий Дон.
                     И послушно отозвался На призыв монарха он.
                     На станциях — любопытствующе-благоговейные взгляды, щупающие казачий лампас
               на шароварах; лица, еще не смывшие рабочего густого загара.
                     Война!..
                     Газеты, захлебывающиеся воем…
                     На  станциях  казачьим  эшелонам  женщины  махали  платочками,  улыбались,  бросали
               папиросы и сладости. Лишь под Воронежем в вагон, где парился с остальными тридцатью
               казаками Петро Мелехов, заглянул пьяненький старичок железнодорожник, спросил, поводя
               тоненьким носиком:
                     — Едете?
                     — Садись с нами, дед, — за всех ответил один.
                     — Милая ты моя… говядинка! — И долго укоризненно качал головой.

                                                               V

                     В  последних  числах  июня  полк  выступил  на  маневры.  По  распоряжению  штаба
               дивизии  полк  походным  порядком  прошел  до  города  Ровно.  В  окрестностях  его
               развертывались  две  пехотные  дивизии  и  части  конной.  Четвертая  сотня  стала  постоем  в
               деревне Владиславке.
                     Недели  через  две,  когда  сотня,  измученная  длительным  маневрированием,
               расположилась  в  местечке  Заборонь,  из  штаба  полка  прискакал  сотенный  командир,
               подъесаул  Полковников.  Григорий  с  казаками  своего  взвода  отлеживался  в  палатке.  Он
               видел, как по узкому руслу улицы на взмыленном коне проскакал подъесаул.
                     Во дворе зашевелились казаки.
                     — Либо  опять  выступать? —  высказал  предположение  Прохор  Зыков  и  выжидающе
               прислушался.
                     Взводный  урядник  воткнул  в  подкладку  фуражки  иглу  (он  зашивал  прохудившиеся
               шаровары).
                     — Не иначе, выступать.
                     — Не дадут и отдохнуть, черти!
                     — Вахмистр гутарил, что бригадный командир наедет.
                     «Та-та-та — три-три-та-ти-та!..» — кинул трубач тревогу.
                     Казаки повскакали.
                     — Куда кисет запропастил? — заметался Прохор.
                     — Се-е-длать!
                     — Пропади он, твой кисет! — на бегу крикнул Григорий.
                     Во двор вбежал вахмистр. Придерживая рукой шашку, затрусил к коновязям. Лошадей
               оседлали в положенный по уставу срок. Григорий рвал приколы палатки; ему успел шепнуть
               урядник:
                     — Война, парень!
   132   133   134   135   136   137   138   139   140   141   142