Page 147 - Тихий Дон
P. 147

Полтораста пар глаз глядели, как вахмистр, привстав на стременах, рысил за жеребенком, а
               тот  то  останавливался,  прислоняясь  грязным  от  присохшей  коры  помета  боком  к
               вахмистерскому трехвершковому коню, то снова улепетывал, настобурчив хвост, и вахмистр
               никак не мог достать его плетью по спине, а все попадал по метелке хвоста. Хвост опускался,
               сбитый плетью, и через секунду опять его лихо относило ветром.
                     Смеялась  вся  сотня.  Смеялись  офицеры.  Даже  на  угрюмом  лице  есаула  появилось
               кривое подобие улыбки.
                     В  третьем  ряду  головного  взвода  ехал  Митька  Коршунов  с  Иванковым  Михаилом,
               казаком  с  хутора  Каргина  Вешенской  станицы,  и  усть-хоперцем  Козьмой  Крючковым.
               Мордатый,  широкий  в  плечах  Иванков  молчал,  Крючков,  по  прозвищу  «Верблюд»,  чуть
               рябоватый,  сутулый  казак,  придирался  к  Митьке.  Крючков  был  «старый»  казак,  то  есть
               дослуживавший последний год действительной, и по неписаным законам полка имел право,
               как  и  всякий  «старый»  казак,  гонять  молодых,  вымуштровывать,  за  всякую  пустяковину
               ввалить  пряжек.  Было  установлено  так:  провинившемуся  казаку  призыва  1913  года  —
               тринадцать  пряжек,  1914  года  —  четырнадцать.  Вахмистры  и  офицеры  поощряли  такой
               порядок, считая, что этим внедряется в казака понятие о почитании старших не только по
               чину, но и по возрасту.
                     Крючков, недавно получивший нашивку приказного                 24 , сидел в седле сутулясь,
               по-птичьи  горбатя  вислые  плечи.  Он  щурился  на  серое  грудастое  облако,  спрашивал  у
               Митьки, подражая голосом домовитому командиру сотни есаулу Попову:
                     — Э… скэжи мне, Кэршунов, как звэть нашего кэмэндира сэтни?
                     Митька,  не  раз  пробовавший  пряжек  за  свою  строптивость  и  непокорный  характер,
               натянул на лицо почтительное выражение.
                     — Есаул Попов, господин старый казак!
                     — Кэк?
                     — Есаул Попов, господин старый казак!
                     — Я не прэ это спрэшиваю. Ты мне скэжи, как его кличут прэмэж нэс, кэзэков?
                     Иванков  опасливо  подмигнул  Митьке  и  вывернул  в  улыбке  трегубый  рот.  Митька
               оглянулся и увидел подъезжавшего сзади есаула Попова.
                     — Ну? Этвечай!
                     — Есаул Попов звать их, господин старый казак.
                     — Четырнэдцэть пряжек. Гэвэри, гад!
                     — Не знаю, господин старый казак!
                     — А  вот  приедем  на  лунки, —  заговорил  Крючков  подлинным  голосом, —  я  тебе
               всыплю! Отвечай, когда спрашивают!
                     — Не знаю.
                     — Что ж ты, сволочуга, не знаешь, как его дражнют?
                     Митька слышал позади осторожный воровской шаг есаульского коня, молчал.
                     — Ну? — Крючков зло щурился.
                     Позади в рядах сдержанно захохотали. Не поняв, над чем смеются, относя этот смех на
               свой счет, Крючков вспыхнул:
                     — Коршунов, ты гляди! Приедем — полсотни пряжек вварю!
                     Митька повел плечами, решился:
                     — Черногуз!
                     — Ну, то-то и оно.
                     — Крю-ю-уч-ков! — окликнули сзади.
                     Господин старый казак дрогнул на седле и вытянулся в жилу.
                     — Ты чтэ ж это, мерзэвэц, здесь выдумываешь? — заговорил есаул Попов, равняя свою


                 24   приказный  —  здесь:  звание  нижнего  чина  в  казачьих  войсках  царской  армии  (помощник  урядника,
               ефрейтор)
   142   143   144   145   146   147   148   149   150   151   152