Page 157 - Тихий Дон

ноздрине.
— Чего они не обороняются? — тоскливо спросил он, поправляя за спиной винтовку.
— Погоди ишо… — кинул Щегольков, дыша, как сапная лошадь.
Немцы спустились в первую ложбину не оглядываясь. По ту сторону чернела пахота, с
этой стороны щетинился бурьянок и редкий кустарник. Астахов остановил коня, сдвинул
фуражку, вытер тыльной стороной ладони зернистый пот. Оглядел остальных; сплюнув
комок слюны, сказал:
— Иванков, езжай к котловине, глянь, где они.
Иванков, кирпично-красный, с мокрой-от пота спиной, жадно облизал зачерствелые
губы, поехал.
— Курнуть бы, — шепотом сказал Крючков, отгоняя плетью овода.
Иванков ехал шагом, приподнимаясь на стременах, заглядывая в низ котловины.
Сначала он увидел колышущиеся кончики пик, потом внезапно показались немцы,
повернувшие лошадей, шедшие из-под склона котловины в атаку. Впереди, картинно подняв
палаш, скакал офицер. За момент, когда поворачивал коня, Иванков запечатлел в памяти
безусое нахмуренное лицо офицера, статную его посадку. Градом по сердцу — топот
немецких коней. Спиной до боли ощутил Иванков щиплющий холодок смерти. Он крутнул
коня и молча поскакал назад.
Астахов не успел сложить кисет, сунул его мимо кармана.
Крючков, увидев за спиной Иванкова немцев, поскакал первый. Правофланговые
немцы шли Иванкову наперерез. Настигали его с диковинной быстротой. Он хлестал коня
плетью, оглядывался. Кривые судороги сводили ему посеревшее лицо, выдавливали из орбит
глаза. Впереди, припав к луке, скакал Астахов. За Крючковым и Щегольковым вихрилась
бурая пыль.
«Вот! Вот! Догонит!» — стыла мысль, и Иванков не думал об обороне; сжимая в комок
свое большое полное тело, головой касался холки коня.
Его догнал рослый рыжеватый немец. Пикой пырнул его в спину. Острие, пронизав
ременный пояс, наискось на полвершка вошло в тело.
— Братцы, вертайтесь!.. — обезумев, крикнул Иванков и выдернул из ножен шашку.
Он отвел второй удар, направленный ему в бок, и, привстав, рубнул по спине скакавшего с
левой стороны немца. Его окружили. Рослый немецкий конь грудью ударился о бок его коня,
чуть не сшиб с ног, и близко, в упор, увидел Иванков страшную муть чужого лица.
Первый подскакал Астахов. Его оттерли в сторону. Он отмахивался шашкой, вьюном
вертелся в седле, оскаленный, изменившийся в лице, как мертвец. Иванкова концом палаша
полоснули по шее. С левой стороны над ним вырос драгун, и блекло в глазах метнулся на
взлете разящий палаш. Иванков подставил шашку: сталь о сталь брызгнула визгом. Сзади
пикой поддели ему погонный ремень, настойчиво срывали его с плеча. За вскинутой головой
коня маячило потное, разгоряченное лицо веснушчатого немолодого немца. Дрожа отвисшей
челюстью, немец бестолково ширял палашом, норовя попасть Иванкову в грудь. Палаш не
доставал, и немец, кинув его, рвал из пристроченного к седлу желтого чехла карабин, не
спуская с Иванкова часто мигающих, напуганных коричневых глаз. Он не успел вытащить
карабин, через лошадь его достал пикой Крючков, и немец, разрывая на груди темно-синий
мундир, запрокидываясь назад, испуганно-удивленно ахнул.
— Майн готт!
В стороне человек восемь драгун окружили Крючкова. Его хотели взять живьем, но он,
подняв на дыбы коня, вихляясь всем телом, отбивался шашкой до тех пор, пока ее не
выбили. Выхватив у ближнего немца пику, он развернул ее, как на ученье.
Отхлынувшие немцы щепили ее палашами. Возле небольшого клина суглинистой
невеселой пахоты грудились, перекипали, колыхаясь в схватке, как под ветром. Озверев от
страха, казаки и немцы кололи и рубили по чем попало: по спинам, по рукам, по лошадям и
оружию… Обеспамятевшие от смертного ужаса лошади налетали и бестолково сшибались.
Овладев собой, Иванков несколько раз пытался поразить наседавшего на него длиннолицего