Page 271 - Тихий Дон
P. 271

Они  с  Лагутиным  одновременно  подскакали  ко  взводу,  сгрудившемуся  возле
               перекрестка.  Казаки,  звеня  шашками,  спешивались,  в  середине  бился  схваченный  ими
               человек.
                     — Что? Что такое? — загремел Листницкий, врезываясь конем в толпу.
                     — Гад какой-то камнем…
                     — Шибнул — и побег.
                     — Дай, ему, Аржанов!
                     — Ишь ты сволочь! В шиб-прошиб играешь?
                     Взводный  урядник  Аржанов,  свесившись  с  седла,  держал  за  шиворот  небольшого,
               одетого в черную распоясанную рубаху, человека. Трое спешившихся казаков крутили ему
               руки.
                     — Ты кто такой? — не владея собой, крикнул Листницкий.
                     Пойманный  поднял  голову,  на  мутно-белом  лице,  покривясь,  плотно  сомкнулись
               безмолвные губы.
                     — Ты кто? — повторил Листницкий вопрос. — Камнями швыряешься, мерзавец? Ну?
               Молчишь? Аржанов…
                     Аржанов  прыгнул  с  седла, —  выпустив  из  рук  воротник  пойманного,  с  маху  ударил
               того по лицу.
                     — Дайте ему! — круто поворачивая коня, приказал Листницкий.
                     Трое или  четверо  спешенных  казаков,  валяя связанного  человека, замахали  плетьми.
               Лагутин — с седла долой, к Листницкому.
                     — Господин  есаул!..  Что  ж  вы  это?..  Господин  есаул! —  Он  ухватил  колено  есаула
               дрожащими цепкими пальцами, кричал: — Нельзя так!.. Человек ить! Что вы делаете?
                     Листницкий трогал коня поводьями, молчал. Рванувшись к казакам, Лагутин обхватил
               Аржанова  поперек,  спотыкаясь,  путаясь  в  шашке  ногами,  пытался  его  оттащить.  Тот,
               сопротивляясь, бормотал:
                     — Ты не гори дюже! Не гори! Он будет каменьями шибаться, а ему молчи?.. Пусти!..
               Пусти, тебе добром говорят!..
                     Один  из  казаков,  изогнувшись,  смахнул  с  себя  винтовку,  бил  прикладом  по  мягко
               похрустывавшему телу поваленного человека. Спустя минуту низкий, животно-дикий крик
               пополз над мостовой.
                     А потом несколько секунд молчания  — и тот же голос, но уже ломкий по-молодому,
               захлебывающийся,  исшматованный  болью,  между  выхрипами  после  ударов  замыкался
               короткими выкриками:
                     — Сволочи!.. Контрреволюционеры!.. Бейте! О-ох!.. А-а-а-а-а!..
                     Гак! гак! гак! — хряпали вперемежку удары.
                     Лагутин подбежал к Листницкому; плотно прижимаясь к его колену, царапая ногтями
               крыло седла, задохнулся:
                     — Смилуйся!
                     — Отойди!
                     — Есаул!.. Листницкий!.. Слышишь? Ответишь!
                     — Плевать я на тебя хотел! — засипел Листницкий и тронул коня на Лагутина.
                     — Братцы! —  крикнул  тот,  подбежав  к  стоявшим  в  стороне  казакам. —  Я  член
               полкового  ревкома…  Я  вам  приказываю:  ослобоните  человека  от  смерти!..  ответ…  ответ
               будете держать!.. Не старое время!..
                     Безрассудная  слепящая  ненависть  густо  обволокла  Листницкого.  Плетью  коня  меж
               ушей — и на Лагутина. Тыча в лицо ему вороненый, провонявший ружейным маслом ствол
               нагана, прорвался на визг:
                     — Замолчи-и-и, предатель! Большевик! Застрелю!
                     Величайшим  усилием  воли оторвал палец от револьверного  спуска,  вскинув  коня  на
               дыбы, ускакал.
                     Несколько  минут  спустя  тронулись  следом  за  ним  три  казака.  Среди  лошадей
   266   267   268   269   270   271   272   273   274   275   276