Page 275 - Тихий Дон

полстены в кабинете Лукомского стратегической картой Средней Европы, сказал, стоя
спиной к нему, с преувеличенным вниманием разглядывая карту:
— Вы объяснитесь… Он сейчас у себя.
Лукомский взял со стола бумаги, отодвинул кресло, пошел той подчеркнуто твердой
походкой, какой ходят все полнеющие пожилые военные. В дверях, пропуская вперед себя
Романовского, сказал, очевидно, следя за ходом собственных мыслей:
— Правильно. Да.
От Корнилова только что вышел незнакомый Лукомскому высокий голенастый
полковник. Он почтительно уступил дорогу, пошел по коридору, заметно прихрамывая,
смешно и страшно дергая контуженым плечом.
Корнилов, чуть наклонившись вперед, опираясь о стол косо поставленными ладонями,
говорил стоявшему против него пожилому офицеру.
— …надо было ожидать. Вы меня поняли? Прошу известить немедленно по прибытии
в Псков. Можете идти.
Выждав, пока за офицером закрылась дверь, Корнилов молодым, упругим движением
опустился в кресло; подвигая Лукомскому второе, спросил:
— Вы получили от Романовского мое распоряжение о переброске Третьего корпуса?
— Да. Я пришел поговорить по этому поводу. Почему вами избран указанный район
сосредоточения для корпуса?
Лукомский внимательно смотрел на смуглое лицо Корнилова. Оно было непроницаемо,
азиатски бесстрастно; по щекам, от носа к черствому рту, закрытому негустыми вислыми
усами, привычно-знакомые кривые ниспадали морщины. Жесткое, строгое выражение лица
нарушала лишь косичка волос, как-то по-ребячески спускавшаяся на лоб.
Облокотившись, придерживая маленькой, сухой ладонью подбородок, Корнилов
сощурил монгольские с ярким блеском глаза, ответил, касаясь рукой колена Лукомского:
— Я хочу сосредоточить конницу не специально за Северным фронтом, а в таком
районе, откуда в случае надобности легко было бы ее перебросить на Северный или
Западный фронты. По-моему, выбранный район наиболее удовлетворяет этому требованию.
Вы мыслите иначе? Что?
Лукомский неопределенно пожал плечами:
— Опасаться за Западный фронт нет никаких оснований. Лучше сосредоточить
конницу в районе Пскова.
— Пскова? — переспросил Корнилов, всем корпусом наклоняясь вперед, и, поморщась,
чуть ощерив тонкую выцветшую губу, отрицательно качнул головой: — Нет! Район Пскова
неудобен.
Усталым, старческим движением Лукомский положил на ручки кресла ладони;
осторожно выбирая слова, сказал:
— Лавр Георгиевич, я сейчас же отдам необходимые распоряжения, но у меня
создалось впечатление, что вы чего-то не договариваете… Выбранный вами район для
сосредоточения конницы очень хорош на случай, если б ее надо было бросить на Петроград
или Москву, но Северный фронт подобное размещение конницы не обеспечивает уже по
одному тому, что ее трудно будет перебрасывать. Если я не ошибаюсь и вы действительно
чего-то не договариваете, то прошу — или отпустите меня на фронт, или полностью скажите
мне ваши предположения. Начальник штаба может оставаться на своем месте лишь при
полном доверии со стороны начальника.
Корнилов, склонив голову, напряженно вслушивался и все же своим острым глазом
успел заметить, как холодное с виду лицо Лукомского волнение испятнило еле видным,
скупым румянцем. Подумав несколько секунд, он ответил:
— Вы правы. У меня есть некоторые соображения, относительно которых я с вами еще
не говорил… Прошу отдать распоряжение о перемещении конницы и срочно вызовите сюда
командира Третьего корпуса генерала Крымова, а мы с вами подробно переговорим после
возвращения из Петрограда. От вас, Александр Сергеевич, поверьте, я ничего не хочу