Page 305 - Тихий Дон

На другой день утром к главному подъезду быховской гимназии-тюрьмы подкатил
густо забрызганный грязью автомобиль. Шофер с подобострастной предупредительностью
распахнул дверцу, и из автомобиля вышел немолодой складный офицер. Он предъявил
караульному офицеру документы на имя полковника генштаба Кусонского:
— Я из Ставки. Имею личное поручение к арестованному генералу Корнилову. Где я
могу видеть коменданта?
Комендант — подполковник Текинского полка Эргардт — немедленно провел
приехавшего к Корнилову. Кусонский, представившись, подчеркнуто, с чуть заметной
аффектацией доложил:
— Через четыре часа Могилев будет сдан Ставкой без боя. Генерал Духонин приказал
вам передать, что всем заключенным необходимо сейчас же покинуть Быхов.
Расспросив Кусонского о положении в Могилеве, Корнилов пригласил подполковника
Эргардта. Тяжело опираясь пальцами левой руки о край стола, сказал:
— Немедленно освободите генералов. Текинцам изготовиться к выступлению к
двенадцати часам ночи. Я иду с полком.
Весь день в походной кузне хрипели, задыхаясь, мехи, рдяно горел раскаленный уголь,
звенели молотки, у станков зло визжали кони. Текинцы на полный круг ковали лошадей,
чинили сбрую, чистили винтовки, готовились.
Днем генералы поодиночке покинули место заключения. А в волчью, глухую полночь,
когда маленький провинциальный городишко, затушив огни, спал беспросыпно крепко, со
двора быховской гимназии, по три в ряд, стали выезжать всадники. Вороненые силуэты их
рельефно, как вылепленные, маячили на фоне стального неба. Всадники, похожие на
нахохленных черных птиц, ехали, надвинув высокие папахи, зябко горбились в седлах,
кутали в башлыки маслено-смуглые лица. В середине полковой колонны, рядом с
командиром полка, полковником Кюгельгеном, на высоком поджаром коне сутуло качался
Корнилов. Он морщился от холодного, плутавшего по быховским улочкам ветра, щурил
узенькие прорези глаз на морозное вызвездившееся небо.
Воркующий чокот свежекованых конских копыт несся по улицам и заглох на окраине.

XXI

Полк отступал вторые сутки. Медленно, с боями, но отступал. По возвышенным
грунтовым дорогам тянулись обозы русской и румынской армий. Объединенные
австро-германские части охватывали отступавших, глубоким фланговым обходом пытались
сомкнуть кольцо.
К вечеру стало известно, что 12-му полку и соседней с ним румынской бригаде грозит
окружение. Противник на закате солнца выбил румын из деревни Ховинески и уже
продвинулся до высот «480», что граничат с Голшским перевалом.
Ночью 12-й полк, подкрепленный батареей конно-горного дивизиона, получил приказ
занять позиции в низовьях Голшской долины. Полк, выставив сторожевое охранение,
приготовился к встречному бою.
В эту ночь Мишка Кошевой и хуторянин его, чурбаковатый Алексей Бешняк, были в
секрете. Таились в ярке возле покинутого обвалившегося колодца, вдыхая разреженный
морозом воздух. По облачному мохнатому небу изредка протекала припозднившаяся стайка
диких гусей, сторожкими криками отмечавшая свое направление. Кошевой, с досадой
вспоминая, что курить нельзя, тихо шелестел:
— Чудная жизнь, Алексей!.. Ходют люди ощупкой, как слепые, сходются и
расходются, иной раз топчут один одного… Поживешь вот так, возле смерти, и диковинно
становится, на что вся эта мура? По-моему, страшней людской середки ничего на свете нету,
ничем ты ее до дна не просветишь… Вот я зараз лежу с тобой, а не знаю, об чем ты думаешь,
и сроду не узнаю, и какая у тебя сзади легла жизня — не знаю, а ты обо мне не знаешь…
Может, я тебя зараз убить хочу, а ты вот мне сухарь даешь, ничего не подозреваешь… Люди