Page 308 - Тихий Дон

Урядник, тоже блудя взглядом, будто совершал в этот миг что-то постыдное,
проговорил:
— Пущай идут… Черта ли с ними делать? Мы сами скоро вокат на такой дистанции
будем… Чего уж греха таить!
И, повернувшись к солдатам, крикнул негодующе:
— Подлюги! С вами, как с добрыми, со всей увежливостью, а вы нам денег? Да что, у
нас своих мало, что ль? — и побагровел. — Хорони кошельки, а то в штаб попру!..
Казаки отошли в сторону. Поглядывая на далекие пустые улочки деревушки, Кошевой
крикнул уходившим солдатам:
— Эй, кобылка! Куда ж вы на чистое претесь? Вон лесок, переднюйте в нем, а ночью
дальше! А то ить на другой пост нарветесь — заберут!
Солдаты поглядели по сторонам, пожались в нерешительности и, как волки, гуськом,
грязно-серой цепкой потянулись в залохматевшую осинником ложбинку.
В первых числах ноября стали доходить до казаков разноречивые слухи о перевороте в
Петрограде. Штабные ординарцы, обычно осведомленные лучше всех, утверждали, что
Временное правительство бежало в Америку, а Керенского поймали матросы, остригли
наголо и, вымазав в дегте, как гулящую девку, два дня водили по улицам Петрограда.
Позже, когда было получено официальное сообщение о свержении Временного
правительства и переходе власти в руки рабочих и крестьян, казаки настороженно притихли.
Многие радовались, ожидая прекращения войны, но тревогу вселяли глухие отголоски
слухов о том, что 3-й конный корпус вместе с Керенским и генералом Красновым идет на
Петроград, а с юга подпирает Каледин, успевший заблаговременно стянуть на Дон казачьи
полки.
Фронт рушился. Если в октябре солдаты уходили разрозненными, неорганизованными
кучками, то в конце ноября с позиций снимались роты, батальоны, полки; иные уходили
налегке, но большей частью забирали полковое имущество, разбивали склады, постреливали
офицеров, попутно грабили и раскованной, буйной, половодной лавиной катились на родину.
В сложившейся обстановке было бессмысленно назначение 12-го полка задерживать
дезертиров, и полк — после того как его вновь кинули на позиции, тщетно пытаясь затыкать
те дыры и прорехи, которые образовывала пехота, бросавшая свои участки, — в декабре
снялся с позиций, походным порядком дошел до ближайшей станции и, погрузив все
полковое имущество, пулеметы, запасы патронов, лошадей, тронулся внутрь перекипавшей в
боях России…
Через Украину двигались эшелоны 12-го полка на Дон. Неподалеку от Знаменки полк
пытались разоружить красногвардейцы. Переговоры длились полчаса. Кошевой и еще пятеро
казаков, председатели сотенных ревкомов, просили пропустить их с оружием.
— Зачем вам оружие? — допытывались члены станционного Совета депутатов.
— Своих буржуев и генералов бить! Каледину хвост ломать! — за всех отвечал
Кошевой.
— Оружие наше, войсковое, не дадим! — волновались казаки.
Эшелоны пропустили. В Кременчуге вновь пытались обезоружить. Согласились
пропустить, лишь когда казаки-пулеметчики, установив у открытых дверей вагонов
пулеметы, взяли под прицел станцию, а одна из сотен, рассыпавшись цепью, легла за
полотном. Под Екатеринославом не помогла и перестрелка с красногвардейским отрядом, —
полк все же частично обезоружили: взяли пулеметы, более сотни ящиков патронов, аппараты
полевого телефона и несколько катушек проволоки. На предложение арестовать офицеров
казаки ответили отказом. За всю дорогу потеряли лишь одного офицера — полкового
адъютанта Чирковского, которого приговорили к смерти сами казаки, а привели в
исполнение приговор Чубатый и какой-то красногвардеец-матрос.
Перед вечером 17 декабря на станции Синельникове казаки вытащили адъютанта из
вагона.
— Этот самый предавал казаков? — весело спросил вооруженный маузером и японской