Page 388 - Тихий Дон
P. 388

— Пантелей Прокофич, сын у тебя!..
                     — Голова у него золотая! Мозговит, сукин кот!
                     — Черт хромой, станови хучь четверть!
                     — Га-га-га-га!.. Об-мо-е-е-ем!..
                     — Господа старики! Тише! Может, назначим две али три переписи безо всяких охотов?
               Охотники не то пойдут, не то нет…
                     — Три года!
                     — Пять!
                     — Охотников набирать!
                     — Сам ступай, какой тебя… держит?
                     К  сотнику,  о  чем-то  говорившему  с  новым  атаманом,  подошли  четверо  стариков  с
               верхнего конца хутора. Один из них, мелкий беззубый старичонка, по уличному прозвищу
               «Сморчок»,  был  известен  тем,  что  всю  жизнь  сутяжничал.  Он  так  часто  ездил  в  суд,  что
               единственная белая кобыла, которая была у него в хозяйстве, настолько изучила туда дорогу,
               что, стоило пьяному ее  хозяину  упасть в повозку и крикнуть свиристящим дискантом:  «В
               суд!»  —  кобыла  сама  направлялась по  дороге  на  станицу…  Сморчок,  стягивая шапчонку,
               подошел к сотнику. Остальные старики, из них один — крепкий хозяин, уважаемый всеми,
               Герасим  Болдырев,  остановились  возле.  Сморчок,  помимо  всех  прочих  достоинств
               отличавшийся краснобайством, первый затронул сотника:
                     — Ваше благородие!
                     — Что  вам,  господа  старики? —  Сотник  любезно  изогнулся,  наставляя  большое,  с
               мясистой мочкой ухо.
                     — Ваше  благородие,  вы, значит,  не  дюже  наслышаны об  нашем  хуторном,  коего  вы
               определили  нам  в  командиры.  А  мы  вот,  старики,  обжалуем  это  ваше  решение,  и  мы
               правомочны на это. Отвод ему даем!
                     — Какой отвод! В чем дело?
                     — А  в  том,  что  как  мы  могем  ему  доверять,  ежели  он  сам  был  в  Красной  гвардии,
               служил у них командиром и только два месяца назад как вернулся оттель по ранению.
                     Сотник порозовел. Уши его будто припухли от прилива крови.
                     — Да не может быть! Я не слышал про это… Мне никто ничего не говорил на этот
               счет…
                     — Верно,  был  в  большевиках, —  сурово  подтвердил  Герасим  Болдырев. —  Не
               доверяем мы ему!
                     — Сменить его! Казаки вон молодые что гутарют? «Он, гутарют, нас в первом же бою
               предаст!»
                     — Господа  старики! —  крикнул  сотник,  приподнимаясь  на  цыпочки; он обращался  к
               старикам,  хитро  минуя  фронтовиков. —  Господа  старики!  В  отрядные  мы  выбрали
               хорунжего  Григория  Мелехова,  но  не  встречается  ли  к  этому  препятствий?  Мне  заявили
               сейчас, что он зимою сам был в Красной гвардии. Можете ли вы ему доверить своих сынов и
               внуков? И вы, братья фронтовики, со спокойным ли сердцем пойдете за таким отрядным?
                     Казаки  ошалело  молчали.  Крик  вырос  сразу;  из  отдельных  восклицаний  и  возгласов
               нельзя было понять ни одного слова. Потом уже, когда, поорав, умолкли, на середину круга
               вышел клочкобровый старик Богатырев, снял перед сбором шапку, огляделся.
                     — Я так думаю своим глупым разумом, что Григорию Пантелевичу не дадим мы этую
               должность. Был за ним такой грех — слыхали мы все про это. Пущай он наперед заслужит
               веру, покроет свою вину, а после видать будет. Вояка из него — добрый, знаем… но ить за
               мгой  и  солнышка  не  видно:  не  видим  мы  его  заслугу  —  глаза  нам  застит  его  служба  в
               большевиках!..
                     — Рядовым его! — запальчиво кинул молодой Андрей Кашулин.
                     — Петра Мелехова командиром!
                     — Нехай Гришка в табуне походит!
                     — Выбрали б на свою голову!
   383   384   385   386   387   388   389   390   391   392   393