Page 4 - Тихий Дон

На икры белых босых ее ног молозивом брызгала роса, по траве через баз лег дымчатый
примятый след.
Пантелей Прокофьевич поглядел, как прямится примятая Дарьиными ногами трава,
пошел в горницу.
На подоконнике распахнутого окна мертвенно розовели лепестки отцветавшей в
палисаднике вишни. Григорий спал ничком, кинув наотмашь руку.
— Гришка, рыбалить поедешь?
— Чего ты? — шепотом спросил тот и свесил с кровати ноги.
— Поедем, посидим зорю.
Григорий, посапывая, стянул с подвески будничные шаровары, вобрал их в белые
шерстяные чулки и долго надевал чирик, выправляя подвернувшийся задник.
— А приваду маманя варила? — сипло спросил он, выходя за отцом в сенцы.
— Варила. Иди к баркасу, я зараз.
Старик ссыпал в рубашку распаренное пахучее жито, по-хозяйски смел на ладонь
упавшие зерна и, припадая на левую ногу, захромал к спуску. Григорий, нахохлясь, сидел в
баркасе.
— Куда править?
— К Черному яру. Спробуем возле энтой карши, где надысь сидели.
Баркас, черканув кормою землю, осел в воду, оторвался от берега. Стремя понесло его,
покачивая, норовя повернуть боком. Григорий, не огребаясь, правил веслом.
— Гребани, что ль.
— А вот на середку выберемся.
Пересекая быстрину, баркас двинулся к левому берегу. От хутора догоняли их глухие
на воде петушиные переклики. Чертя бортом черный хрящеватый яр, лежавший над водой
урубом, баркас причалил к котловине. Саженях в пяти от берега виднелись из воды
раскоряченные ветви затонувшего вяза. Вокруг него коловерть гоняла бурые комья пены.
— Разматывай, а я заприважу, — шепнул Григорию отец и сунул ладонь в парное зевло
кубышки.
Жито четко брызнуло по воде, словно кто вполголоса шепнул: «Шик!» Григорий
нанизал на крючок взбухшие зерна, улыбнулся:
— Ловись, ловись, рыбка, большая и малая.
Леса, упавшая в воду кругами, вытянулась струной и снова ослабла, едва грузило
коснулось дна. Григорий ногой придавил конец удилища, полез, стараясь не шелохнуться, за
кисетом.
— Не будет, батя, дела… Месяц на ущербе.
— Серники захватил?
— Ага.
— Дай огню.
Старик закурил, поглядел на солнце, застрявшее по ту сторону коряги.
— Сазан, он разно берет. И на ущербе иной раз возьмется.
— Чутно, мелочь насадку обсекает, — вздохнул Григорий.
Возле баркаса, хлюпнув, схлынула вода, и двухаршинный, словно слитый из красной
меди, сазан со стоном прыгнул вверх, сдвоив по воде изогнутым лопушистым хвостом.
Зернистые брызги засеяли баркас.
— Теперя жди! — Пантелей Прокофьевич вытер рукавом мокрую бороду.
Около затонувшего вяза, в рукастых оголенных ветвях одновременно выпрыгнули два
сазана; третий, поменьше, ввинчиваясь в воздух, настойчиво раз за разом бился у яра.
Григорий нетерпеливо жевал размокший конец самокрутки. Неяркое солнце стало в
полдуба. Пантелей Прокофьевич израсходовал всю приваду и, недовольно подобрав губы,
тупо глядел на недвижный конец удилища.
Григорий выплюнул остаток цигарки, злобно проследил за стремительным его
полетом. В душе он ругал отца за то, что разбудил спозаранку, не дал выспаться. Во рту от